Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [97]

– Справедливо, – сказал Панченко, – подумайте, товарищ Алешкин, над словами Прохорова, двери в партию для вас не закрыты, ну а если при приеме и пропесочат коммунисты вас, так, наверно, по заслугам…

– Э, смотрите-ка, а ведь мы приехали уже. И ни разу вылезать не пришлось. Действительно, в этот момент машины въехали в расположение батальона и остановились около палатки склада.

Борис был рад окончанию разговора. Он выскочил из машины и, пожелав спутникам спокойной ночи, пошел к операционной.

Там шла обычная будничная работа. Раненых поступало не очень много, работали без особого напряжения. Картавцев, увидев Алешкина, весело крикнул:

– Прибыли, товарищ комроты! Ну как, наверно, все эти терапевты выдумали про туберкулез-то?

Борис не стал его разуверять.

– Да так. Ничего серьезного пока. Как тут у вас?

– Управляемся. Идите отдыхайте, до утра еще часа четыре, поспите, а потом придете. Я дотяну. Вот, откровенно говоря, жрать хочется! Как там, привезли что-нибудь?

– Привезти-то привезли, да немного. Так что животы придется еще подтянуть покрепче.

– Это худо! Совсем худо.

– Вы знаете, немцы Тихвин взяли.

– Тихвин, это где? Постойте, постойте, да ведь он намного восточнее Волхова, что же и Волхов, значит, тоже?!

– Насчет Волхова не знаю, а вот о Тихвине в газетах напечатано.

– А знаете, Борис Яковлевич, ведь тогда нам, пожалуй, крышка… Не выбраться отсюда… Положеньице… Да иду, иду! – отмахнулся Картавцев от Кати Шуйской, высунувшейся из-за занавески и докладывающей, что раненый уже на столе.

– Вы пока особенно об этом не распространяйтесь, пусть подольше не знают.

– Хорошо. Понимаю… – как-то вяло сказал Николай Васильевич, – ну, идите отдыхать.

Борис вышел из палатки. Стояла тихая, морозная ночь, луна уже зашла, на небе мерцали мириады ярких звезд, что для Ленинградской области было явлением нечастым. Тихонько постукивал электродвижок.

Издалека, с западной стороны Ленинграда доносилось громыхание еще продолжающейся бомбежки. Небо в той стороне временами вспыхивало розоватыми отблесками и где-то в вышине, как тоненькие голубовато-белые стрелки, скользили лучи прожектора.

Борис пошел в свою землянку. Там было тепло. Оказывается, Игнатьич, так стали все в медсанбате звать нового связного комбата, по собственной ли инициативе, или по приказанию начальства, следил за землянкой Алешкина и аккуратно ее протапливал. Борис снял сапоги, гимнастерку и улегся на свой довольно-таки жесткий топчан. Через несколько минут он заснул.

На следующее утро, во время дежурства Алешкина в операционный блок зашел Перов. Он вызвал Бориса в предоперационную и сказал, что к нему есть особый пациент.

– Кто же такой? – спросил Борис.

– Это директор военторга нашей Невской оперативной группы.

По приказанию командования он лично проверял работу автолавок, курсирующих по тылам дивизий и бригад. Ну, а ты знаешь, что наши тылы под постоянным минометным и артиллерийским обстрелом. Ну, вот и он угодил под такой налет. Машину, на которой он ехал, основательно покалечило, одного из его спутников тяжело ранило. Его прооперировал Бегинсон, и уже отправили в госпиталь. Машину чинят наши шоферы, а самого директора, кстати, он в звании интенданта 1 ранга (носит три шпалы) пока я приютил у себя. Тем более что у него с собой порядочный запас коньяка оказался. Он, кроме как у тебя, ни у кого оперироваться не желает. У него застрял осколок где-то в середине ладони и, видимо, причиняет ему страдания. Бегинсон предлагал удалить, но только под общим наркозом. А Гольдман, так звать директора, наркоза очень боится. Говорит, что его раз оперировали под наркозом, так он от него чуть не умер. Ну а так как в батальоне все считают, что лучше тебя никто местное обезболивание не делает, вот и решили ждать тебя. Да и он про тебя в армейской газете еще на Карельском перешейке читал. Ну как, вести? – закончил свой рассказ Виктор Иванович.

Борис усмехнулся.

– Ну ладно, веди, посмотрим на твоего директора. Видно, хороший коньяк у него был, что ты так хлопочешь.

– Да ты не смейся, он и тебя не забудет. Это настоящий торговый работник!

Ловкач! У него в машине, наверно, целая куча разного добра.

Через несколько минут раненый уже вошёл в операционную и с надеждой посмотрел на Алешкина, приступившего к осмотру раны.

– Скажите, товарищ военврач, а пальцы будут двигаться? Ведь рука-то правая, – неожиданно тонким голосом спросил этот высокий толстый мужчина, явно напуганный своим ранением.

– Посмотрим, посмотрим, думаю, что будет, – ответил Борис, делая первый укол 0,25-процентного новокаина. Раненый, конечно, уже лежал на столе. Через несколько минут, когда обезболивание было закончено, рана на ладони, имевшая неровную звездчатую форму, немного расширена. Борис, нащупав пинцетом осколок, застрявший между третьей и четвертой пястными костями, извлек его. Он убедился, что ни крупные сосуды ладони, ни сухожилия сгибателей третьего и четвертого пальцев не повреждены. Осколок был величиной с небольшую фасоль, плоской формы и довольно острыми краями. Каким чудом этот осколок не повредил ладонной артерии и сухожилий, для Бориса было непонятно. Но, во всяком случае, это было так. Благодаря своей форме осколок врезался в ладонь, и рана почти не имела размоченных краев. Проникнув внутрь, осколок прижал к одной из костей веточку проходящего к третьему пальцу нерва, чем и причинял раненому сильные боли.