Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I - [100]

К 1929 году коммуна имени Советской власти, получив агрономическую помощь от района, встала крепко на ноги. И не только первой в районе выполнила все свои обязательства, но сумела достаточно хорошо обеспечить и коммунаров, которых насчитывалось уже более 40 человек. За это время несколько раз из-за границы перебегали бывшие хозяева этих хуторов. Они пытались нанести коммуне какой-нибудь вред: поджечь хлеб, скотный двор и даже подстрелить самого председателя коммуны. Но пока все их попытки были безуспешны, и серьезного ущерба коммуне не причинили. Кое-кто из диверсантов был пойман и за свои преступления получил солидные сроки заключения.

Тогда у ненавистников коммуны, а таковых у нее было немало, не только за границей, но и среди зажиточной части села, родился план изничтожить эту коммуну руками самой советской власти.

Как только в Демьяновке организовался колхоз, а организовал его ретивый представитель райисполкома – председатель райпотребсоюза, стремившийся своей активностью завоевать себе высокий авторитет, так одним из первых вопросов, поставленных им по возвращении в район, было требование о включении Пермяковской коммуны в состав этого колхоза.

Однако коммунары от такого решения отказались. Они видели, что в состав правления колхоза по недосмотру этого представителя вошли, главным образом, почти все самые зажиточные крестьяне, а иногда и просто замаскировавшиеся кулаки. В результате все руководящие колхозные должности попали в их руки и дали им возможность вести свою политику. Те же из середняков, которые заявляли о своем не согласии с таким «пожарным» вступлением в колхоз, были немедленно объявлены кулаками, и кое-кто из них уже успел подвергнуться раскулачиванию.

Вот это-то правление колхоза и надумало прибрать коммуну к рукам. Заставить ее членов вступить в колхоз, забрать все ее имущество и помаленьку, тихой сапой развалить налаженное в ней хозяйство.

И Пермяков, и коммунары сопротивлялись этому как могли, но районные власти, побуждаемые докладами своего представителя, закрепленного за Демьяновским колхозом, который был его творцом, и борясь за показанные им цифры – 100

% коллективизации, не желая запятнать свой мундир, рассудку вопреки, продолжал настаивать на ликвидации коммуны, передаче ее хозяйства и коммунаров в Демьяновский колхоз.

За это время в Завитинском райисполкоме и райкоме партии появились новые люди, плохо знавшие историю коммуны. Они соглашались на ее ликвидацию, тем более что и ЦК ВКП(б/) в своих решениях, и даже сам товарищ Сталин уже не раз подчеркивали, что коммуна – это преждевременная форма организации сельского хозяйства, пока следует ограничиться артелями-колхозами.

Коммунары еще продолжали бороться за свою самостоятельность, но уже чувствовали, что почва из-под ног у них уходит.

Все это Алешкин узнал от самого Пермякова, невысокого, уже немолодого, с большой лысиной и очень умными и добрыми глазами человека, бойко постукивавшего по чистому полу своей свежевыструганной деревяшкой, привязанной к колену правой ноги.

Рассказывая о коммуне, Пермяков очень волновался, беспрестанно курил и шагал по горнице вокруг стола, за которым, нахмурившись, сидел Борис.

А последний задумался вот почему: выслушав рассказ Пермякова, он всей душой сочувствовал коммунарам. Тем более что за сутки пребывания его в коммуне, он увидел, какой серьезный порядок, дисциплинаи настоящая любовь к делу были видны повсюду. На скотном дворе и на складе, где хранился сельхозинвентарь, и даже в домах коммунаров.

Он понимал, что и самому Пермякову, и тем, кто сжился с этим небольшим, но, по-видимому, прочным хозяйством, расстаться со всем этим, дать растащить все тем, кто норовит ничего не делать для общего дела, а лишь побольше урвать для себя, было просто не под силу. Но Борис понял и другое. Увидев хозяйство коммуны, он не теоретически, а, так сказать, на практике убедился воочию, что серьезное отношение к коллективному труду в сельском хозяйстве, умелая организация его может принести удивительные плоды. Понял он и то, что никакими докладами, никакими постановлениями этого умения не создашь, особенно там, где во главе дела стоят люди, сами откровенно ненавидящие эту новую организацию труда, или, в лучшем случае, относящиеся к ней безразлично, по-чиновьичьи.

В результате этого как-то невольно у Алешкина и сложилось твердое мнение о том, что только слияние этой коммуны с Демьяновским колхозом может породить действительно устойчивую сельхозартель. Конечно, это может произойти только тогда, когда во главе этой артели будет стоять такой человек, как Пермяков, а помогать ему и находиться на всех ответственных постах в артели будут наиболее опытные и толковые из его коммунаров.

«Да, прав был секретарь Завитинского райкома ВКП(б), когда советовал мне посерьезнее, поглубже взглянуть на вопрос слияния коммуны с колхозом. – невольно подумал Борис. – Но как об этом сказать Пермякову? Как это воспримут отдельные коммунары? Как примут таких учителей Демьяновские колхозники? Вопросов много…»

Наконец Борис решился:

– Егор Мартынович (так звали Пермякова), присаживайтесь к столу, давайте поговорим. Хотя время уже и позднее, скоро 12, но один вопрос нам надо с вами решить с глазу на глаз и лучше бы сейчас. Вот, что я вам скажу. Трудный это вопрос, и вас он касается больше, чем кого-либо… Но, мне кажется, другого выхода нет. Слушайте. Ваша коммуна, то, что я в ней увидел всего за один день, история ее, которую вы мне только что рассказали, доказали, что только такое хозяйство, только такие люди, как вы и ваши коммунары, могут поднять наше сельское хозяйство на необходимую стране высоту. И дать рабочим нашей промышленности хлеба, мяса и других продуктов столько, сколько нужно, чтобы мы могли провести индустриализацию страны, чтобы мы могли построить социализм. Пожалуйста, не удивляйтесь такой торжественности моей речи, завтра я вот также думаю выступить перед общим собранием коммуны. Сейчас у меня вроде репетиции.