— Ваше Высочество, — наконец вымолвил он, стремительно бледнея, — Я хотел выразить вам свою безмерную благодарность!
Я опешил от удивления. Его лицо не было мне знакомо, и за что он мог меня благодарить — я не мог даже предположить. Тем не менее, парень с горящими от восхищения глазами, устремлёнными на меня, продолжил:
— Моя сестра… Вчера она была в той злосчастной кофейне! И вы, Алексей Александрович, лично вынесли её, оглушенную и раненую, вызвали лекарей — и теперь её жизни ничего не угрожает! Если бы не вы…
Он задохнулся от наплыва чувств, затем опустился на одно колено, склонив голову, глухо произнес:
— Ваше Высочество, наша семья в неоплатном долгу перед Вами! Мои родители не потеряли горячо любимое дитя, мои племянники не осиротели… Все, что я могу предложить Вам — только мою беззаветную преданность, клянусь честью, что положу жизнь за вас!
Я смотрел на коленопреклоненного бравого гвардейца, чувствуя, как доселе неизвестное чувство наполняет меня. Я вдруг осознал, что власть — это не только богатые одежды, дома, драгоценности, возможность отдавать приказы и не сомневаться в их исполнении. Это и обязанность заботится о тех, кто волею судьбы оказался ниже тебя по рождению, брать на себя ответственность за их судьбы…
— Встань, воин, — мягко обратился я к парню, смаргивая непрошенную слезу, — я принимаю твою службу и горд, что на моей защите стоят такие люди!
Коротко обняв оторопевшего гвардейца, я кивком отпустил его.
Через минуту в комнату влетели сестры. Непривычно серьёзные, с неулыбчивыми, хмурыми лицами, они обняли меня, не произнося ни слова. Постояв так немного, мы медленно расцепили объятия.
— Как это страшно, Алёша… — произнесла Лиза. — И какое счастье, что ты жив и здоров!
— Но многие там погибли, — мрачно сказал я. — И это несправедливо!
— А куда ты собираешься? — встревожено спросила Катя. — Не стоит же, наверное, покидать дворец! А вдруг этот взрыв — попытка убрать именно тебя?
— Вот поэтому я и не могу отсиживаться тут, пока люди там страдают! — взорвался криком я. — Не могу!!! И если деньги хоть как-то смогут компенсировать мою вину перед пострадавшими, значит, я должен их вручить лично! Сейчас я собираюсь к матушке, думаю, она не откажется ссудить мне некоторую сумму на благотворительность.
— Подожди, Алексей, — решительно заявила Елизавета. — Не нужно обращаться к матери. У нас есть наличные средства, и мы поедем вместе с тобой!
— Да! — не менее решительно кивнула Катерина. — И не смей отказываться от нашей помощи! Мы — семья! Это наш общий долг!
Обратив внимание на то, какой мундир я держу в руках, собираясь надеть, Лиза неодобрительно качнула головой.
— Нет, Алеша, этот не пойдет. Посмотри сам.
Я недоуменно взглянул на предмет одежды, чем-то не устроивший сестру. Мундир как мундир, парадный, с золотым шитьём…
— Слишком нарядно. Не тот случай… — девушка зарылась в шкаф, что-то бурча, перекладывая вещи, критически оценивая каждую. Наконец, на её лице появилось удовлетворение. В руках Лиза держала чёрный скромный китель безо всяких украшений и строгие, в тон, брюки.
— Вот. То, что нужно! Ты всем своим видом должен показывать, что разделяешь с народом горе утраты, что ты носишь траур по погибшим! Понимаешь? — она пытливо заглянула мне в лицо. Я медленно кивнул. Хотя мне это и казалось наигранным, отдающим какой-то показушностью, но сердцем я чувствовал, что Лиза права.
— Отлично! Тогда мы тоже идем собираться, встретимся у выхода через полчаса.
Сестры умчались, тихо переговариваясь на ходу о чем-то своём, а я решил все же посетить покои императрицы.
Выйдя в коридор и определив, кто из охраны отправится со мной, я заметил, что взгляды гвардейцев, обращённые на меня, в чем-то неуловимо изменились. В них сквозило уважение, даже восхищение, в отличии от бесстрастного равнодушия, что было ранее.
Что ж, хорошее к себе отношение после таких событий — это то, чего я не ожидал, но чему был безмерно рад. Каждый преданный мне человек — ещё один кирпичик в стену, защищающую меня от злобы Владимира!
Узнав, куда я собрался, Софья Андреевна прослезилась:
— Дорогой мой, это так великодушно, так трогательно! Ты молодец, что принял такое решение! Я горжусь тобой, сынок!
Всхлипнув, она велела мне обождать, и принесла расшитый кошель с золотыми червонцами.
— Вот, Алёша, это мой вклад в благородное дело! И кстати, ты отлично выглядишь! Чувствуется вкус и такт, достойные императорского сына.
Мысленно поблагодарив сестру, я попросил матушку отпустить на десять минут Светлану Оленину.
— Ты же понимаешь, маменька, я хочу лично поблагодарить девушку, которая, не побоявшись негодяя, оказала мне помощь… — понизив голос, объяснил я свою просьбу.
— Конечно, Алексей, это будет правильно, — одобрительно кивнула императрица и подозвала фрейлину. Шепнув ей что-то, Софья Андреевна отпустила нас.
Оказавшись в коридоре, Светлана непроизвольно подалась ко мне, словно намереваясь крепко обнять, но оглянулась на охрану и только сказала:
— Ваше Высочество, я так рада, что с вами все в порядке!
Я кивнул и отвел её чуть подальше, чтобы нас не могли расслышать, оставаясь, тем не менее, в пределах видимости гвардейцев.