Граф хлопнул ладонью по столу, словно указывая место, куда именно пристроит ту самую голову.
— Не думаю, что это возможно… Скорее даже, я знаю, что это вам не по силам.
Глаза английского дипломата расширились:
— Так вы знаете!.. Это многое меняет. Послушайте, Алексей Александрович. Ваша реакция на мое предложение говорит об одном — вы знаете, кто стремится убрать вас со своего пути. И мы знаем, кому вы перешли дорогу. Не будем называть имён, это ни к чему. Но я могу вас уверить, этот человек не остановится, а значит, какая-то из попыток устранить вас окажется удачной. Полагаться только на одно везение нельзя, вы это понимаете.
С сегодняшнего дня наши тайные агенты будут незаметно сопровождать вас везде. Не волнуйтесь, это опытнейшие люди, обнаружить их никому не удастся. Но, если потребуется, они всегда придут на помощь.
Я попытался возразить, но граф не стал меня слушать, настойчиво произнеся:
— Ваше Высочество, иногда бывают ситуации, когда нарушаются законы Божии, и Каин убивает Авеля… Не кажется ли вам, что, если бы Авель сумел выжить, то имел бы полное право занять место первородного сына? Ведь он отличался добрым нравом и чистой душой, и многие бы поддержали его… Подумайте об этом, Алексей Александрович. А пока разрешите откланяться. Если вам захочется обсудить некоторые моменты священных писаний, я всегда к вашим услугам.
Он многозначительно посмотрел на меня и вышел, оставив в потрясенном состоянии.
— Это что, он сейчас мне практически прямо сказал, что готов поддержать в борьбе с Владимиром за престол??? — ошарашено думал я.
* * *
Спустя пару дней, собрав целый консилиум и после долгих совещаний, придворные лекари, все таки разрешили мне вести обычный образ жизни. Только наши занятия с Олегом Гавриловичем пока ограничили медитативными упражнениями. Физические же нагрузки настойчиво рекомендовали ограничить. Сестры определённо были злы на то, что их не допускали ко мне все эти дни. Поэтому пытались выяснить, что же со мной произошло в течении всей тренировки, пока Черкасский наконец, не гаркнул, пригрозив любопытным девицам дополнительным кроссом. Но красноречивыми жестами и многообещающими взглядами они дали мне понять, что этой ночью мне снова стоит ожидать их визита. Обреченно представив этот допрос с пристрастием, я даже пожалел о том, что вынужденный карантин отменен.
После занятий меня уже поджидала компания неразлучных друзей — Иван, Пётр и Дарья. Повертев меня в разные стороны и убедившись, что я цел, здоров, бодр и весел, они радостно гомонили, задавая кучу вопросов, перебивая друг друга. Наконец я не выдержал:
— Та-ак, ребята! Давайте-ка я сейчас быстренько приведу себя в порядок, и мы всей дружной толпой отправимся во французскую кофейню, что недавно открылась на Невском проспекте. Говорят, там чудесный кофе и вкуснейшие торты!
Даша радостно захлопала в ладоши, Пётр с Иваном одобрительно переглянулись и в унисон произнесли: — Мы за!!!
Оставив друзей в малой гостиной у жарко растопленного камина, я помчался к себе, чтобы освежиться и переодеться.
Спустя полчаса мы уже усаживались в экипаж. Вместе с нами в него втиснулся и мой личный гвардеец. Глядя на изумленные лица ребят, я не удержался от смеха. Казалось, что наш транспорт заметно просел под этой горообразной фигурой, а кислорода внутри стало заметно меньше. Дарья поспешно устроилась рядом со мной, воспользовавшись царившим здесь полумраком, нежно взяла меня за руку. Ребята же теснились на одной скамье с охранником, что явно подпортило им настроение. Окруженные десятью охранниками из Павловского полка, что взяли нашу карету в коробочку, мы не спешно двинулись к кафейне.
— Безопасность превыше всего! — назидательно произнес я.
Покрасневшие лица Петра и Ивана, притиснутых к стенкам экипажа, выражали всю вселенскую скорбь и муку.
— Враг не дремлет! — продолжал я сыпать нравоучениями. — И поэтому незначительные трудности не должны останавливать нас, сбивая с истинного пути!
Когда мы, наконец, прибыли к месту назначения, мои друзья испытали не только физическое облегчение, выбравшись из тесного экипажа на волю, но и моральное…
— Тяжел и неблагодарен труд народного просветителя, — пожаловался я гвардейцу, заметив злые взгляды парней. На его бесстрастном, словно грубо вырезанном из гранита, лице не отразилось ни малейшего следа эмоций. Иногда меня брало сомнение — умеет ли вообще этот человек-глыба говорить.
Так, продолжая перешучиваться, сопровождаемые охраной, мы и зашли в кофейню. Она занимала весь первый этаж длинного трехэтажного здания. Из больших витринных окон на улицу лился мягкий уютный свет. Внутренняя обстановка была в меру богатой, но без излишней роскоши, которая заставляла бы чувствовать себя здесь скованно. Множество светильников с абажурами насыщенного зеленого оттенка гармонировали со скатертями такого же цвета, стулья, окружающие каждый круглый стол, были одеты в тёмно-коричневые тканевые чехлы, которые стягивала широкая лента, кокетливо завязанная аккуратным бантом на спинке. Между окнами прятались стеллажи, на которых размещалось большое количество книг, газет и журналов.
