Немой Онегин - [85]

У Стерна, у своего любимого Стерна, Пушкин прочёл (по-гречески; переводчик ему не требовался) совсем другой эпиграф к гениальному роману «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена».

Нас страшат не дела, а лишь мнения об этих делах.

Эпиктет (греч.)

Прочёл, и сочинил свой — прямо противоположный. Для Онегина? Но если Онегин это Пушкин, то, выходит, эпиграф он сочинил для себя. Ему хотелось бы, чтобы это было так. Но так не было. Письмо Бестужеву про Элегию (время сочинения Первой главы) говорит, что ему крайне важно чьё-то мнение. Даже той (или тех), с кем у него что-то было 4 года назад. Он огорчён, что о нём плохо подумают, — ничего же больше не грозит. А ведь это даже не общественное мнение, а мысль двух-трёх, а то и всего лишь одной-единственной. Равнодушие? Гневное письмо Бестужеву (при всём старании написать сдержанно)… Равнодушия тут и близко нет. Хотел бы быть равнодушным, да не тут-то было, против Эпиктета не попрёшь.

Ось мира — пружина чести. Когда и почему у нас лопнула эта пружина — сейчас не будем.

Пушкин — жене

18 мая 1836. Москва

У меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи ещё порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры и мне говорили: vous avez trompé («вы обманули», фр.) и тому подобное. Что же теперь со мною будет? Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина и Николая Полевого, как на шпиона; чёрт догадал меня родиться в России с душою и с талантом! Весело, нечего сказать.

Душа в пятки уходит от одной только мысли о сплетнях и клевете. А мы знать не знаем этого Мордвинова и пр., чьё мнение его так страшило.

Погиб поэт! — невольник чести, —

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде… и убит!

Лермонтов. Смерть поэта.

Убийственное, смертельное мнение. Лермонтов не ошибся. Презрение к мнению света у Пушкина, безусловно, было. И ненависть. И отвращение было. Но равнодушия не было. Иначе б не восстал, а — согласно эпиграфу — даже головы не повернул бы в ту сторону.

Главный эпиграф — намёк: Автор пишет о себе, но, чтобы равнодушно признаваться даже в дурных поступках, надел маску.

Отнимите у Пушкина гениальность — получится Онегин.

Часть ХVIII Двойник

LХХI. Я — не я

Я помню это чудное мгновенье,

Когда передо мной явилась ты.

Высоцкий

Южная ссылка, звёздное небо, жаркие ночи. Там непрерывные амуры и гулянки. Там, в Кишинёве, затем в Одессе он начал «Онегина».

С первых же строк романа (который он тогда в письмах и разговорах называл поэмой) Пушкин затеял игру: я — не я. Но отречься от тождества с героем автору никак не удавалось.

Сам сперва выставлял напоказ автобиографичность текста. В Первой же главе вторая строфа кончается известными строчками

Там некогда гулял и я:/Но вреден север для меня¹.

Тут всем (тогда) понятный откровенный намёк на ссылку, бравирование положением гонимого. Мало того, издавая Первую главу, Пушкин сделал несколько примечаний. Первое же (про вредный север) — ¹Писано в Бессарабии. Это ж не про Онегина, это геопозиция Автора. А в конце Первой главы совсем откровенно:

Придёт ли час моей свободы?

Пора, пора! — взываю к ней;

Брожу над морем¹⁰, жду погоды,

Маню ветрила кораблей…

Когда ж начну я вольный бег?

Пора покинуть скучный брег

Мне неприязненной стихии,

И средь полуденных зыбей,

Под небом Африки моей¹¹,

Вздыхать о сумрачной России.

К строке «Брожу над морем» пушкинское примечание: ¹⁰Писано в Одессе. Адрес письменного стола не имеет значения для романа. Но точное указание места лишь усиливает опасную правду сказанного: «Я в тюрьме; когда ж я вырвусь на волю?!» И ещё более опасное признание: «Я мечтаю эмигрировать!» (Как ещё понять нетерпеливое желание под небом Африки вздыхать о России.)

Вдобавок совсем уж личное примечание про Африку (№ 11) — огромная подробная биографическая справка о прадеде Автора — арапе Петра Великого.

Наполнив Первую главу фактами своей биографии, своими мыслями и похождениями, Пушкин там же начал отрекаться: я — не Онегин:

Всегда я рад заметить разность

Между Онегиным и мной,

Чтобы насмешливый читатель

Или какой-нибудь издатель

Замысловатой клеветы,

Сличая здесь мои черты,

Не повторял потом безбожно,

Что намарал я свой портрет,

Как Байрон, гордости поэт,

Как будто нам уж невозможно

Писать поэмы о другом,

Как только о себе самом.

Но кто ж ему поверил? Да ни одна собака. Так же, как и заверениям, что Автор якобы прекратил амурные проделки. Помните: Я это потому пишу,/Что уж давно я не грешу.

Кн. Вера Вяземская — мужу

27 июня 1824. Одесса

…Пушкин слишком занят, чтобы заниматься чем-нибудь другим, кроме своего Онегина, который молодой человек дурной жизни, портрет и история которого отчасти должны сходствовать с автором.

«Отчасти»? — а где ж несходство?

Павел Катенин — Пушкину

9 мая 1825. Кологрив

С отменным удовольствием проглотил г-на Евгения (как по отчеству?) Онегина. Кроме прелестных стихов, я нашёл тут тебя самого, твой разговор, твою весёлость и вспомнил наши казармы в Милионной.

В Четвёртой главе Пушкин рассказал про жизнь Онегина в деревне: