Немой набат. Книга третья - [13]

Шрифт
Интервал

— Беда в том, что непомерный бесконтрольный рост Москвы стал символом, я бы сказал, деградации российских пространств. Раньше деревни умирали молча, а теперь и малые города закрываются. А Собянин и главная банкирша из своих интересов ратуют за разрастание миллионников — для него это удобнее, а для нее эффективнее. Что с Россией будет — не их вопрос.

— А если вернуться к Конституции, — это уже Дмитрий Ионыч, — наверняка Путин не рассчитывал на эпидемию низовых поправок, особенно по части традиционных ценностей, вокруг которых битва идет. Не знаю, как в Москве, — посмотрел на Донцова, — но у нас в основном за русские поправки переживают. Это как бы иммунный ответ народа. А времени в обрез, Кремль-то конституционный блицкриг задумал. Но что бы ни говорили о демографии, как бы ее политическими изысками ни исправляли, факт остается фактом: с 1990 года геополитическое русское ядро в срединной России убыло — шутка ли! — на семнадцать миллионов человек.

— За такие речи французик из Бордо вас не одобрит. — Это опять усач.

— Вы о ком?

— Не беспокойтесь, это не «вечерний Ургант». Тот, у которого программа попозже.

Седобровый за столом, «в президиуме», веско сказал:

— Внутренний блок Кремля ошибочку допустил. Надо бы локализовать обсуждение президентскими поправками, социальными и властными. А другие — учесть, отложить дебаты на осень, без спешки-горячки. Считаю, это грубый просчет Кириенки, он президента, по сути, подставил. Салом во время поста народ перекормил.

— Это почему же подставил?

— Да потому что непринятие русских поправок многие воспримут как сознательный отказ от учета интересов русского народа. Шопенгауэра перечитайте, Освальда, даже он пишет о «всемирно-историческом факте русскости».

— Ну, отчасти вроде готовы принять, я об этом говорила, — напомнила Раиса Максимовна.

— Вопрос сложный, кого-то это устроит, кого-то нет. Но я о другом, — нажимал лысый-седобровый, — о грубом просчете Кириенки, который не учел всплеск народной активности после долгожданной отставки Медведева. Админ-механизмы для блокировки любой нежелательной поправки создал и счел, что этого достаточно. А о том, чем обернется отказ, не подумал. Не предусмотрел, что могут вкинуть тысячу дополнительных поправок. Тысячу! Народ 15 января отставку Медведева красным днем календаря посчитал, встрепенулся, взбудоражился. А новый дизайн Конституции — это окно возможностей. Его настежь распахнули, ну и посыпалось. Теперь не удержишь. Такие сквозняки подули, особенно в провинции, что дефолтом запахло, внутриполитическим. Авторитет депутатов, власти рухнул, как цена нефти.

— Акелла промахнулся, Акелла должен уйти, — резюмировал усач в углу. В своей манере добавил: — Товарищ Берия вышел из доверия, и товарищ Маленков надавал ему пинков.

— Лошадей на переправе не меняют, — сказал Дмитрий Ионыч.

— А кучеров? — тут же язвительно откликнулся Валентин Игоревич.

Донцов был поражен. Вера права, в провинции степень откровенности зашкаливает, уши по ветру здесь не держат. И главное, никаких партийных оттенков, даже оппозиционность не проглядывает, люди трезво, непредвзято осмысляют происходящее в стране, всей душой болея за Россию. Да, разбросанно, без четкого плана. У каждого, кто собрался здесь, свое дело, свой бизнес. Они с подозрением глядят в сторону Москвы, где, по их мнению, коренится очаг экономических опасностей, где в мутной возне копошатся зиц-председатели Фунты, на которых потом и свалят провалы.

А усач, вызывая поощрительный смех, не унимался:

— Раньше-то кремлевские насельники умели по три шара с кия в лузы класть, а теперь — сплошь киксы, даже удара не получается. Депутатов уже не выбирать, а отбирать хотят. Затеяли их на «Лидерах России» готовить — кто ловчее под власть ляжет. Но мы же по нашим, по местным знаем, что туда только карьерная публика суется. Те еще будут думцы-вольнодумцы. А придумал эту канитель опять же он, ваш Солжеельцин с амбициями мессии, в миру Кириенка. — Колко глянул на Донцова и вдруг под общие смешки затянул знакомый советский мотив: — «За столо-ом никто-о у нас не ли-ившиц...»

У этого усача, видимо, была здесь своя роль, он как бы смягчал, опускал до шуток серьезные суждения тех, кто собирался у Остапчуков.

— А Макаров, Макаров-то лизнул аж до самых гланд, — подхватил в его стиле неугомонный Валентин Игоревич. — Бывалый ухарь! Предложил в Конституцию нацпроекты вставить да объясняшек целую кучу навалил.

— И волонтеров кто-то подкинул зафиксировать, — сразу отозвался Дмитрий Ионыч, эти двое явно выступали в паре. — Временное, сиюминутное — и в Конституцию! Нацпроекты — Путину угодить, волонтеры — Кириенке. Ну и публика! Деспотня, услужливая челядь. Люди, случайно выплеснутые девяносто первым годом на поверхность истории.

— А Шувалов и вовсе предложил записать, что бизнес — передовой класс. Пролетарская закваска шиворот-навыворот. — Это грузный, в очках. — Девальвация чиновного авторитета.

— Сам выручай, а товарища погибай! — не замедлил вставить усатый. — Но вы же, господа, помните совет Высоцкого: «Я сомненья в себе истреблю». Самое время прислушаться.


Еще от автора Анатолий Самуилович Салуцкий
Однажды в России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Всеволод Бобров

Книга об известном советском футболисте, хоккеисте, тренере 1940-1950-х годов Всеволоде Боброве, а также о становлении этих видов спорта в Советском Союзе. Содержит описание знаменитых международных матчей по футболу и хоккею, начиная с 1930-х годов, отношений между игроками и тренерами, спортивной политике СССР.


Немой набат. Книга вторая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Немой набат

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».