Немота - [32]

Влада вернулась часа через три. Из-под сизых теней над припухшими веками её взгляд транслировал в мой адрес шипящую соль раздражения, что мгновенно посыпалась вовнутрь. Разве я в чём-то провинился? Затылок трещал.

— Привет.

— Всё ещё ждёшь? — хлёстко отрезала она, разувшись.

— Как бы да. У тебя всё хорошо?

— Хорошо. К чему вопрос?

— Так. Показалось.

В гостиной Влада отрешённо швырнула толстовку на кресло и с напускным игнором затворилась в комнате. Пять минут, десять, пятнадцать я заиндевело топтался в дверном проёме, уповая на благополучный исход, но оповещение о второй смс-ке вероломного содержания подчистую смело надежды:

По поводу дальнейших съёмок

решим чуть позже, ок? Поставим

процесс на паузу. А за вчера спасибо.

Круто отсняли

Влада, 17:38

«Хорошо», — коротко набрал я и, убрав роман на полку, бесшумно собравшись, ушёл. Выходит, ощущение взаимной симпатии оказалось мнимым? Может ли такое быть? Само собой. Но если предположить, что для неё я являлся исключительно обезличенным объектом фильма, почему она ответила на поцелуй? Почему не оттолкнула, аргументировав, что мы недопоняли друг друга? Поцелуй-то был самый что ни есть реальный. Так не целуют из одолжения. Так не целуют, не хотя того. Так в чём я тогда виноват? Или не виноват? Может, и впрямь что-то случилось? Как много я знал о внешней жизни Влады? Она становилась более понятной внутренне, но её будничное существование по-прежнему было мне недоступно. С кем общается, куда ходит, на какие деньги живёт — всё под шифровального кодом, кроме того, что имелись заусенистые проблемы с предками. И проблемы эти, как я успел отметить, не со спичечный коробок.

Сознанием понимал, что не стоит делать поспешных выводов. Не видишь ясности в ситуации — дай эмоциям поутихнуть, абстрагируйся, проспись. Чего, как истеричная тёлка, пороть горячку? Но когда больно, трезвая рациональность теряет дедуктивную хватку, а мне было больно и вновь хотелось слушать «Placebo». Что это? Модификация в мягкотелого, безнадёжно влюблённого подростка?

Взяв в универсаме дошики, две банки «Балтики», у Аничкова моста я подзавис, перебирая непроизвольно сплетённые метафоры. Достав телефон, вписал в заметки недостающие строки:

  И ребром поцарапав переполненный вакуум,

  грубые трещинки сбросив на жёсткий пуф, ткнув

  иглой воспалённые губы маковы,

  отвалю, как подошва, к бетону прильнув.

  Жухлый. Ёбнутый. Овощ вспревший.

Такой себе скетч, но да ладно.

Придя домой, первым делом вскипятил чайник — есть хотелось зверски. И не просто есть, а обожраться. Обожраться жирной, вреднючей химозины, дабы обмануть мозг. Пропиздовав за колонками, пустил на кухне радио, глотнул пива. Когда раздался звонок в домофонную дверь, напряжённо застыл. Кто там ещё?

— Макс дома?

— Нет.

— Не ври. Я знаю, что у него выходной.

— Выходной, но дома его нет.

— А где он?

— Мне откуда знать? Мы не отчитываемся за каждый сделанный шаг.

— Ладно, — бросила она на эмоциях, отключив сигнал. Через секунд десять позвонила снова. — Открой мне. Хочу забрать свои вещи.

— Окей.

Раз уж день испорчен, можно и добить его.

«Яна пришла за вещами. Ничего?» — на скорости настрочил я Максу. «Пошли её на хуй, — мгновенно ответил он. — Хотя, стой. За какими вещами? Всё, что нашёл у себя, я ей вернул».

Вы посрались?

Она уже поднимается. Чё передать-то?

Глеб, 18:55

Ну блядь…

На хрена ты её пустил? Я уже всё

сказал

Проследи, чтоб лишнего не прихватила, раз

уж идёт

Макс, 18:56

Ок

Глеб, 18:57

Вечером накануне за сухим перекусом мы говорили с Максом о пустячной фигне — он никуда не собирался, никого не ждал. С аппетитом уплетал крабовую пасту, планируя затестить третью часть «Dark souls». Что стряслось-то?

Войдя в квартиру, Яна наградила меня преувеличенно претенциозным приветствием, продемонстрировав, что обижена на всех, кто прямо или косвенно приближен к их незамысловатому междусобойчику. Скинула с плеча голографический шоппер, сняла ботинки и в расстёгнутой дутой куртке прошла в Максову комнату. Я неспешно двинул следом. Дебильная ситуация, дебильное положение.

— Чё, будешь смотреть, как я трусы ищу?

При всей напыщенности вроде пришла не за тем, чтоб специально нагадить Максу. Потупившись, я оставил её. В колонках играла слезоточивая музыка, чайник свистом выдал, что достиг кондиции. Есть перехотелось. Глядя из окна на степенную Фонтанку, ещё раз перечитал заметки:

   Творожное облако ползёт по лестнице,

  а я жалею, что не под градусом.

  Растворить в абсенте хаотичное месиво,

  клеёнчатой материей выделить статусы. По гауссу.

  Игриво. Задористо. Нежно

  на острые плечи, страхом объятая,

  ты падаешь, изнутри улыбаясь закрыто.

  размыто. В рапидах. Где сквозит печаль косматая,

  разбуди меня от кумарного быта,

  испито. Умыв. Став небрежной.

  И ребром поцарапав переполненный вакуум,

  грубые трещинки сбросив на жёсткий пуф, ткнув

  иглой воспалённые губы маковы,

  отвалю, как подошва, к бетону прильнув.

  Жухлый. Ёбнутый. Овощ вспревший.

Зацепившись за две последние строки, как за ниточный узел, торчавший на гладкой ткани, без сожаления стёр файл, решив, что уж лучше вообще не писать, чем писать какофоническую поебень. В такие самокритичные моменты даже голимая попса кажется шедевральной поэзией. Настроение скатывалось всё ниже, а градуса пива становилось недостаточно. Желание по-хорошему накидаться образовало кислое облако, пульками стрелявшее по мозгу. Когда я в последний раз набухивался так, чтоб до отключки? Осенью? Зимой? Осенью кажется. В середине ноября. Организм нуждался в разгрузке.