Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими - [42]

Оценка Короленко

В произведении В. Г. Короленко[68] «История моего современника» имеется глава, посвященная Петру Баллоду[69]. Приводим выдержки из нее:

«Именем Петра Давыдовича Баллода была полна Амга[70], хотя он в ней тогда и не жил. Как-то, проходя мимо лавочки Вырембовского, я услышал стук в окно и, зайдя в лавочку, застал Вырембовского сияющим.

– Приехал Баллод, – сказал он, и по виду его было заметно, что он сообщает важную и радостную новость.

Сам Баллод жил в алданской тайге. Порой к нам являлись от него рабочие приисковой партии и много любопытного рассказывали о своей жизни и опять-таки о Баллоде. Их рассказы были проникнуты восхищением, удивлением и любовью к «Петру Давыдовичу Баллодову».

– Господин Баллодов, Петр Давыдович, нас не выдаст, – говорили они, разумея заступничество перед золотопромышленной компанией. – Он за нас стоит крепко.

Их рассказы о его силе, выносливости и чутье местности бывали прямо изумительны. У него были карты Сибири, но он им не особенно верил и приводил много примеров, когда между реками, отделенными на карте сотнями верст, расстояния оказывалось только десятки, и, наоборот, там, где по карте можно было ожидать совершенного сближения русла двух речек, – проходилось брести по тайге целые недели. Порой он оставлял партию с проводниками-тунгусами и по какому-то инстинкту отправлялся через горные кряжи напрямик, набивая себекарманы только шоколадом.

– Порою думаешь, пропал наш Петр Давыдович. Даже тунгусы качают головами… А глядишь, через несколько дней подходим к берегу какой-нибудь речушки… Глядь, горит огонек, а у огонька сидит наш Петр Давыдович и дожидается.

Петр Давыдович Баллод – золотоискатель (1887). Таким его помнил В. Г. Короленко

Однажды с ним случилось следующее истинно эпическое происшествие. Приходилось сплавлять вниз по течению очень быстрой реки барку со всем имуществом партии. Вдруг неожиданная быстрина подхватила барку и понесла на торчавшую внизу скалу. Всему имуществу партии грозила гибель. Не растерялся только Баллод: он обернул канат вокруг ствола большой лиственницы, и в конце концов ему удалось удержать барку. В результате подвига у Баллода оказалась сломанной нога. Это было за тысячу верст от необходимой медицинской помощи. Баллод справился и тут: под его руководством рабочие соорудили необходимые в таких случаях лубки. Баллод сам забинтовал ногу и некоторое время пролежал в тайге, продолжая распоряжаться работами.

Вообще это был настоящий богатырь, и это подало повод к рассказам, что именно он послужил Чернышевскому его Рахметову. Может быть, это была и правда».

Писатель В. Г. Короленко встречался с П. Д. Баллодом многократно – и в пору своей якутской ссылки в 80-х годах, и в начале века уже в Петербурге. Вел с ним переписку. Черты Баллода он придал Сокольскому в рассказе «Мороз», а также Стокальскому и Огонь-Орловскому в неоконченном рассказе «Обычай умер».

Фрагмент из рассказа «Мороз»[71]:

«Эту станцию с нами вместе ехал случайным попутчиком Иван Родионович Сокольский, начальник разведочной приисковой партии. Когда-то какая-то буря занесла его в далекую Сибирь, и он уже не старался вырваться отсюда, втянувшись в богатую своеобразными впечатлениями жизнь приискового разведчика. Это был человек крупный, с обветренным лицом, седеющей гривой волос и как бы застывшими чертами, нелегко выдававшими душевные движения. Его чувства, казалось, так же скрывались под невыразительной физиономией, как течение реки под льдами».

Приведем еще фрагмент из материалов рассказа «Обычай умер», который Короленко писал где-то в 1908 году или позже, после встреч с Баллодом в Петербурге:

«Стокальский был человек необыкновенно сдержанный, не любил открывать свою душу и мало говорил о своих намерениях. И, однако, все как-то чувствовали, что в этой суровой душе есть уголок, хранящий какую-то святыню… Нечто вроде часовенки, светившей в угрюмый пустырь его угрюмой жизни. Дикая орда переселенцев-рабочих, с которой он бродил в далекой угрюмой тайге, чувствовала это и боготворила своего вожака. Меня он тоже привлекал какой-то неодолимой симпатией…»

Что хранила суровая душа Петра Баллода, с которого Короленко списывал Стокальского – героя своего неоконченного рассказа «Обычай умер»? Чем Баллод вызывал симпатии среди окружающих? Откуда облик смирения, граничивший с отрешенностью святого? Что за ним кроется? Не отчаяние ли за свою несчастливую жизнь, за неудавшуюся жизнь своего рода?

В неоконченном рассказе «Обычай умер» Короленко отразил неудачи Баллода:

«Было это как раз накануне Рождества, на небольшом сибирском прииске. Огонь-Орловский сам произвел разыскания, нашел следы золота и, пользуясь знаниями, а также широким доверием сибиряков-купцов, попытался начать собственное дело. Это уже была не первая попытка, и всякий раз Огонь-Орловский терпел неудачи. Говорили, что дело он знает превосходно, но, будучи превосходным управляющим, – он не годился как самостоятельный хозяин. Мешали «фантазии», попытка новаторства не только в машинах и способах работы, но и в отношениях к рабочим. Рабочие действительно его боготворили, но… уже несколько раз дело не удавалось. Орловский не любил распространяться о причинах… Это был человек крепкий, железного сложения, с сильной проседью в волосах и с какой-то упрямой глубоко засевшей думой в глазах. Эта своя затаенная мысль, всеми чувствуемая, но никому не открываемая, подымала его надо всеми окружающими. Впрочем, в обращении он был прост, даже ласков и как-то по-детски мягок…»