Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими - [40]

Дмитрий Иванович Писарев (1840, село Знаменское, Елецкий уезд, Орловская губерния, ныне Липецкой области, – 1868, Дубулты, близ Риги) – русский публицист и литературный критик, революционный демократ.

Первые трое в списке – сыновья священников, а Писарев из бедных дворян. Из поповичей вышел и наш герой Петр Баллод.

Петр Баллод оставил удивительный след в русской литературе, о чем мы сейчас и поведаем. Но прежде дадим ссылку на М. Н. Каткова, который был непримиримым борцом с разночинцами, разрушителями Российской империи. Его биографы рассказывают:

«Первым залпом по нигилизму были «Отцы и дети», опубликованные Катковым в 1862 году, причем Михаил Никифорович оказал заметное воздействие на формирование идеологического подтекста тургеневского шедевра. Отметим, что журнальный вариант «Отцов и детей» был гораздо жестче к нигилистам, чем каноническое издание романа, хотя Каткову так и не удалось убедить Тургенева в необходимости провести идею противопоставления Базарову русского мужика как главного, коренного антипода нигилизма»[65].

Если верна гипотеза о Петре Баллоде как прототипе Базарова, то мысль Каткова была пророческой: он верно угадал будущее. Пусть не всей России, так уж в прототипе Базарова – точно. Как бесчинствующий студент превращается в уравновешенного, уверенного в себе предпринимателя – из тех, что составляют стержень общества. Как он уловил бессмысленность творимых студентами беспорядков еще в самом их процессе, а пройдя суровую жизнь Сибири, смог ни себя ни словом пожалеть, ни других попрекнуть.

Так с кого же «списан» Базаров? Начнем со слов И. С. Тургенева:

«В марте 1862 года «Отцы и дети» явились в «Русском вестнике». Не стану распространяться о впечатлении, произведенном этой повестью: скажу только, что, когда я вернулся в Петербург, в самый день известных пожаров Апраксинского двора, – слово «нигилист» уже было подхвачено тысячами голосов, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного на Невском, было: «Посмотрите, что ваши нигилисты делают! Жгут Петербург!»

О возможном прототипе нигилистов – о Базарове – много спорили в обществе. Но претендентов на роль героя не нашлось, и сам никто не признался, что не удивительно: Базаров написан явно без любви со стороны автора, даже со злобой, с раздражением. Такой инфантилизм подростка, отрицание все и вся в зрелом возрасте. Кому в этом приятно признаться? Уместно задаться вопросом – не плод ли фантазии автора его герой Базаров, наделавший столько шуму в России 60-х годов?

Не так давно критики по-новому взглянули на слова, сказанные Тургеневым в 1873 году[66], которые записала в свое время его знакомая – мемуаристка М. А. Островская:

«В Базарове есть черты двух людей: одного медика (ну, а на того он мало похож, больше внешностью, да и медик этот побаловался, побаловался – и кончил тем, что все бросил и стал медициной заниматься). Главный материал мне дал один человек, который теперь сослан в Сибирь. Я встретился с ним на железной дороге и, благодаря случаю, мог узнать его. Наш поезд от снежных заносов должен был простоять сутки на одной маленькой станции. Мы уж и дорогой с ним разговорились, и он меня заинтересовал, а тут пришлось даже ночевать вместе в каком-то маленьком станционном чуланчике. Спать было неудобно, и мы проговорили всю ночь.

– А знал он, кто вы? – спросила я.

– Не знаю; вероятно, знал, но это его не стесняло. Он не считал нужным скрываться ни перед кем. И ведь не рисовался нисколько, – он был совершенно прост. К утру нам захотелось спать. В комнате были диван и стул. Он предлагает мне лечь на диване. Я начал было церемониться, а он говорит: «Да вы не церемоньтесь, ведь вы на стуле не заснете, а я могу заснуть как и когда хочу!» Я усомнился. «Это, говорит, дело выдержки и воли. Вот увидите: через пять минут я буду спать». Сел он на стул, сложил руки на груди, закрыл глаза и действительно через несколько минут заснул. Он в Сибири, говорят, имеет большое влияние на окружающих…

«А этот господин, сосланный в Сибирь, – спросила я, – не тот ли самый, которого Чернышевский желал представить в «Что делать?»?» – «Да, кажется, он хотел его изобразить в Рахметове…»

В. Свирский перечисляет людей царской России, которые в 60-х годах были сосланы в Сибирь и о которых мог быть наслышан писатель к началу 70-х годов, и без труда находит единственный ответ – это Петр Давыдович Баллод. Ответ действительно не вызывает сомнений. Достаточно полистать историю по так называемой первой революционной ситуации в России 1859–1861 годов.

Состоялась ли встреча писателя с Баллодом, в точности установить вряд ли удастся. Известно, что «Отцы и дети» Тургенев начал писать летом 1860 года, будучи за границей, куда он выехал в мае в сопровождении эмансипированной женщины-писательницы Марко Вовчок. Встреча могла состояться перед тем – в начале 1860 г. Из дневников видно, что 14 января Тургенев отбыл в Москву и 9 февраля вернулся в Петербург. Остается выяснить, ездил ли Баллод в Москву. Об этом можно высказать лишь весьма вероятное суждение. Баллод тогда занимался переводом «Руководства по анатомии человека» венского профессора Иосифа Гиртля (первый том перевода вышел в 1860 году), и Баллод мог ездить, может быть, к И. М. Сеченову, ранее сделавшему попытку перевести Гиртля. Заметим, что второй том перевода вышел в 1861 году, а третий – в 1862 году, когда Баллод уже был в заточении, и соавтором перевода этого тома указан его однокурсник по университету, позже известный композитор Ал. С. Фаминцын. Он, видимо, взял на себя хлопоты по завершению перевода.