Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими - [31]

7 апреля 1865 года последовал ответ, что в связи с «продолжающимися волнениями между крестьянами из латышей Курляндской губернии, имею честь Вас, Милостивый Государь, уведомить, что основатель существующего в Санкт-Петербурге так называемого общества «Юное Латышество» коллежский секретарь Валдемар был вызываем в 3 отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, где от него отобрана подписка об обязательстве его не иметь никаких сношений с жителями латышского племени в Прибалтийском крае».

Так бесславно кончилась деятельность Валдемара по переселению безземельных латышей. К тому же он еще залез в долги – на грандиозную по тем временам сумму в 7000 руб., из-за которых пришлось жить в бедности долгие годы. Остзейцы ликовали.

Но остзейцам все же не до конца удалось расправиться с вождем младолатышей. Кто его уберег от ссылки в Сибирь? Об этом недавно поведал латвийский славист Борис Инфантьев[50], глубокий знаток русской культуры, из потомственных староверов:

«Выход из создавшегося трагического положения Валдемар нашел прежде всего в том, что стал действительным членом Императорского географического общества. Но не сам факт поступления в Географическое общество оказался спасительным и судьбоносным, а трехкратное блестящее и бескомпромиссное выступление по этому поводу широко известного и влиятельного панслависта и славянофила, председателя Этнографического отделения общества, профессора Петербургского университета Владимира Ломанского, призывавшего российскую общественность и науку обратить сугубое внимание на необходимость положить предел господствовавшему тогда и в Западной Европе, и в Турции, и в Остзейском крае угнетению славян и близко родственных к ним латышей. Эти статьи, перепечатываемые из газеты в газету и в Петербурге, и в Москве, и в влиятельном центре славянофилизма Вильне (здесь защита литовцев была направлена против их ополячивания). Это-то и доставило Валдемару новые возможности борьбы с остзейским «рыцарством» как сотруднику самой влиятельной в эти годы в России газеты, перед которой дрожали министры и сенаторы».

Каков итог деятельности младолатышей? Прибалтийским немцам удалось вогнать в отчаяние принявших православие крестьян. Это же удалось им и в отношении первого поколения младолатышей, которые ориентировались на Россию. Сегодняшний историк М. М. Духанов пишет[51]:

«Остзейцы были постоянно нацелены на то, чтобы при поддержке консервативных кругов Петербурга искоренить национальное движение, и эту свою нацеленность они воплощали в непрерывной и беспощадной борьбе. Осуществление репрессий находилось в руках администрации. Однако остзейцы инспирировали гонения и были их движущей силой».

1865 – «печатная война»: Катков поддерживает Валдемара

На богослужении в соборе Св. Якова в Риге по случаю открытия Лифляндского ландтага в марте 1864 года лютеранский епископ (генерал-суперинтендант) Вальтер выступил с проповедью, которая послужила запалом крупнейшей «печатной войны» по остзейскому вопросу[52]. Вальтер призывал:

«Просите прощения грехов! Вы, дворяне, не выполнили Богом данную вам задачу: ваши предки появились на берегах Даугавы, чтобы туземцев Ливонии обратить в немецкую культуру. Но туземцы в эту культуру не вошли по сей день, и, даже страшно сказать, прямо очевидно их движение в русскую сторону. Просите прощения грехов и покажите плоды вашей деятельности: онемечьте туземцев. Вот ваша задача, вот программа ваших действий!»

Собор Св. Якова, Рига (в настоящее время). С проповеди, произнесенной в этом соборе в 1864 году, началась «печатная война» по остзейскому вопросу

На первый взгляд, в проповеди генерал-суперинтенданта Вальтера доминировали национальные проблемы. Однако ее суть составлял социальный аспект: как сделать, чтобы дворянство и впредь обладало привилегиями на владение землей, – эта мысль волновала Вальтера более всего. «Едва лишь, – говорилось в проповеди, – такое положение будет утрачено, как сразу отпадут основанные на нем права и обязанности рыцарства, а вместе с ними и его политическая роль».

Искушенный в политике генерал-суперинтендант был убежден в необходимости уступок и на это настраивал колеблющуюся часть ландтага:

«Приступите сами к делу и осуществите то, что необходимо и неизбежно, прежде, чем кто-нибудь иной внесет в нашу жизнь чуждое и вредное, не связанное органически с нами. Только так мы обеспечим вместо недовольства и волнений, с одной стороны, и неуверенности – с другой… такой порядок в имущественных и правовых отношениях, который позволит царю изображать наши условия как образцовые».

Таковы мотивы тактического поворота, какими их видел Вальтер, считавший невозможным и далее отказываться от всяких уступок «низам». Вальтер рассчитывал путем некоторых подачек отколоть зажиточную часть крестьян от общего движения и одновременно убедить правительство в своей способности обеспечить устойчивый «социальный мир».

Подобно Вальтеру, ландмаршал Ливен тоже скорбел о «нарушенном покое мирно дремавшего побережья» и пробуждении, происшедшем под напором накатившейся на Россию «могучей волны реформ». Он сравнивал «неизвестность еще не свершившегося» с темной ночью и, предвещая ее наступление, призывал «своевременно зажечь факел и попытаться найти выход в пространство, озаренное дневным светом». При этом Ливен отнюдь не собирался поступиться извечными принципами стратегии дворян, а, наоборот, предлагал «отстоять внутреннее существо нашего устройства не только от уничтожения, но и против всякого вмешательства и ограничения». Мелкие реформы требовалось проводить осторожно, чтобы не создать впечатления, что «переносятся русские порядки».