Немцы и славяне. История противостояния - [48]

.

Против бодричей и лютичей – народов, истощенных продолжительной борьбой с немцами – поднимался весь христианский мир от Вислы и датских островов до Рейна. Казалось бы, что ввиду такого религиозного воодушевления полабским славянам предстояло или принять насильственно вводимое христианство, или же погибнуть в бою с рьяными вооруженными проповедниками.

Архиепископы Магдебургский и Бременский управляли религиозно-военным движением, в котором приняли участие все саксонские епископы[422]. Даже моравский епископ воодушевился мыслью крестового похода[423]. Многочисленные светские князья не замедлили принять самое деятельное участие в высоком, по их понятиям, подвиге – уничтожении язычества.

Генрих Лев, ближайший сосед бодричей, и Альбрехт Медведь, внук дочери последнего Биллинга (герцога Саксонского), маркграф в странах по Эльбе, соседних с землями лютичей, и польский князь, брат Болеслава IV, вступили в ряды крестоносцев со своими силами, самые датчане воодушевились мыслью распространять христианство. Если верить немецкой хронике, то войско крестоносцев состояло из 200 тысяч[424], оно, извещает другая летопись, исполнено было ревности к священному делу[425]. В двух направлениях двигались разделившиеся силы крестоносцев (в исходе июня)[426]. С запада шли саксы против Никлота, построившего в болотистых местах крепость Добин[427], на правом берегу Шверинского озера, Другое войско, заключавшее в себе силы Восточной Саксонии, направлялось с востока в землю лютичей; оно подступило к городу Малхину, разрушило его вместе со славянским храмом и подвинулось к северу, чтобы осадить сильно укрепленный город на реке Пене, Димин[428]. Часть крестоносцев, предводительствуемая епископом Моравским, вторгнулась с севера в пределы поморского князя Ратибора и подступила вооруженною толпою под стены Штеттина. Каково должно было быть изумление поморского христианского князя и епископа Штеттинского Адальберта, когда они увидели крестоносцев, пришедших обращать в христианство людей, среди которых устроено было уже архиепископство и которые уже лет тридцать тому назад приняли крещение из рук Оттона, епископа Бамбергского[429].

Но саксы, говоря словами пражского летописца Викентия, приходили далеко не из-за религиозного рвения, но предприняли крестовый поход из-за жажды добычи и завоеваний.

Епископу Адальберту удалось приостановить под стенами Штеттина крестоносцев, готовившихся истреблять христиан[430].

И западная часть крестоносного войска действовала вовсе не в духе христианского апостольства.

Никлот защищался в неприступных местах крепости Добин. С одной стороны озера облегали его силы саксов, с другой – силы датчан; последние под предводительством своих королей Свейна и Кнуда, подошли на кораблях к Висмару и оттуда двинулись вместе с саксами против бодричского князя Никлота[431].

Мужество воодушевляло славян, они нанесли датчанам чувствительное поражение. Ране содействовали Никлоту, нападая на корабли датские, оставшиеся в Висмарском заливе; саксонские графы, особенно Генрих Лев и маркграф Альбрехт, вели вяло осаду Добина.

Без земли. Бегство поморян от немцев на острова Балтийского моря (с картины В. Герсона, 1888 г.)

Введение христианства, очевидно, было для них только предлогом. Но опыт показал, что кончить успешно дело христианской проповеди значило истребить дотла все славянское население. Кто же в таком случае стал бы платить дань в обезлюдевшей стране? Кого тогда обращать в рабов, кого подчинять феодальному игу?[432]

Под влиянием таких соображений вскоре охладило религиозное воодушевление вооруженных проповедников. Впрочем, и первоначальное воодушевление лишено было возвышенных побуждений, оно родилось из корыстолюбивых видов, чтобы воспользоваться благами, обещанными церковью; лицемерное стремление к завоеваниям прикрывалось религиозным предлогом. Крестоносное войско отступило от Добина, взяв слово с Никлота и славян, что они обратятся в христианство…[433] Не было ли, спрашиваем теперь, основательно напоминание Евгения III, запрещавшего под страхом отлучения от церкви брать денежный выкуп с язычников? Летописи не извещают, какой ценой золота и серебра освободились славяне от нашествия крестоносцев, они, впрочем, не упоминают вовсе об этом обстоятельстве, но слова папы Евгения III указывают на то, что иногда золото удовлетворяло рвению германских проповедников[434].

Нечему, следовательно, удивляться, ежели Никлот и бодричи не сдержали обещания и не обратились в христианство.

Крестоносцы отступили от Добина и вернулись восвояси, частная же попытка некоторыми проповедников распространять христианское учение между бодричами не встречала сочувствия у Генриха Льва. Князь Никлот, будучи однажды (1156) приглашен на провинциальный сейм в Артеленбурге, на котором Генрих Лев, по побуждению старгардского епископа, завел речь о распространении христианства между бодричами, в ответе своем как нельзя вернее определил отношение Генриха Льва и вообще саксонских герцогов к славянам. «Да будет, – сказал он, – Бог, который на небесах, твоим Богом, ты же будь нашим Богом, и этого нами достаточно. Воздавай ты ему честь, а мы воздадим ее тебе»