Немцы и славяне. История противостояния - [47]

Герцогский дом Биллингов пресекся со смертью последнего мужского потомка Магнуса (1106). Биллингов, теснителей и угнетателей славян, не стало. Император Генрих V отдал герцогство Саксонское своему верному союзнику в возмущении против отца графу Лотару Суплингенбургскому. Новый герцог довольствовался вассальною покорностью, которую ему оказывал король славянский Генрих; и тот же герцог, приобрев немецкую корону, оставлял без внимания славянские дела, так как силы его были устремлены против возвышавшегося дома Штауфов.

Между тем новый владетель в Саксонском герцогстве Генрих Гордый занят был ограждением своей власти от притязаний другого соперника. Место Биллингов и Лотара Саксонского занял теперь в Саксонии новый дом, который явился достойным наследником предшественников в деле порабощения полабских славян. Это были Вельфы – преимущественно же могущественнейший из них Генрих Лев, человек печальной и незабвенной для славян памяти.

Последний биллингский герцог Магнус оставил двух дочерей, из которых старшая вышла замуж за Оттона, ангальтского графа (Баленштед), другая за Генриха Черного Вельфа – герцога Баварского[416]. На этом основании Вельфы приобрели власть герцогов в Саксонии, и притом еще с большим правом относительно притязаний графа Ангальтского, ибо отец Генриха Льва женился на дочери Лотаря-императора, владевшего уже Саксонией после смерти Магнуса[417]. Дом Вельфов достиг в лице Генриха Льва невиданного дотоле в Германии могущества – под ударом этой силы сокрушилось последнее сопротивление борющегося за свою самостоятельность славянского мира.

Генрих Лев, герцог Саксонии. Статуя из Брауншвейгского собора

Никлот, бодричский князь, видя утвердившиеся в Вагрии и Полабии господство и возраставшую силу саксонских герцогов Вельфов, принужден был довольствоваться только тенью независимости. Но завоевательные саксы решили лишить его и этого. То, что началось при Оттоне I, возобновилось при Генрихе Льве – только в больших размерах, под тем же самым предлогом, видоизменившимся только соответственно господствующему духу времени.

Бернард Клервоский проповедовал в то время крестовый поход во Франции, возбуждая всеобщее воодушевление. Германия не разделяла этого воодушевления. Только личное явление Бернарда во Франкфурте (1146) побудило нерешительного короля Конрада участвовать в общем религиозном деле. В Северной Германии, особенно в земле саксов, мысль о крестовом походе в отдаленные земли Востока была везде встречаема равнодушно.

Саксонский народ, трезвый, деловой, не обольщался обещаниями церкви, не увлекался пламенным воображением народов Южной Европы, непосредственные сношения которых с Востоком давали религиозному их стремлению обильную пищу, ибо предоставляли им значительные вещественные выгоды. Для саксов же и их торговли обетованной страной была земля полабских славян, в которой тоже господствовали язычники и имя христианское подвергалось гонению. И когда блеснула мысль предпринять крестовый поход не против отдаленных турок, а против ближайших славян, вдруг родилось всеобщее воодушевление. Король Конрад, отправляясь (в 1147 году, весной) на Восток, созвал государственный сейм во Франкфурте, на котором светские и духовные князья постановили не отставать от короля в религиозном самоотвержении, но быть, подобно ему, послушными сынами церкви и отправиться походом против славян-язычников.

Бернард из Клерво сочувствовал возвышенной мысли и написал послание, возвещающее крестовый поход в самую близкую страну – в земли полабских славян[418].

Средневековый витраж с изображением Бернарда Клервоского

Папа Евгений III, одобряя новое направление религиозного чувства и «священного подвига», не замедлил предоставить всем крестоносцам такое же отпущение грехов, какое получали отправлявшиеся на Восток; при этом счел нужным предостеречь, чтобы никто не принимал от язычников денег, при виде которых, по верному предположению папы, охладевал религиозный пыл[419].

Город Магдебург был избран местом собрания, конец июня – порой открытия похода.

Никлоту, бодричскому князю, известно было о приготовлявшемся со всех сторон движении, он решился предупредить подымавшуюся бурю. Адольф, граф Вагрии, союзник Никлота, присутствовавший во Франкфурте на государственном сейме, на котором состоялось решение относительно крестового похода, взявши, вероятно, на себя почин религиозной войны, разоблачил свое лицемерие, когда послы Никлота просили у него помощи для славянского князя[420]. Никлот, прежде чем крестоносные войска вошли в его землю, удовлетворил прежде всего чувствами своей мести за хитрую и позорную измену голштинского графа. Собравши морские силы, они подступили к Любеку (26 июня), застигнули жителей торгового города врасплох и стали производить опустошения по всей земле вагров. Славянские войска убивали немцев, отводили в плен женщин и детей, грабили и жгли деревни; но щадили везде голзатов, которых потом подозревали их соотечественники, что они из корыстолюбия призвали Никлота, чтобы разорять других немецких пришельцев – фризов и голландцев. Никлот удовлетворился непродолжительным набегом, тем более что забота о безопасности собственной страны требовала его присутствия