Неизвестные мгновенья их славы - [31]

Счастливая и растроганная, сестра бросилась брату на шею.

Тайна появления пьесы Генрика Ибсена «Привидения» на русской сцене (почти детективная история)

Однажды весной 1901 года в Ялте на Белой даче у Антона Павловича Чехова были в гостях известный издатель Алексей Сергеевич Суворин и знаменитый актер-трагик Павел Николаевич Орленев. Беседовали о театре: о том, кто какие спектакли ставит, о феномене Генрика Ибсена, пьесы которого стали часто играться в России и не сходят с театральных подмостков Старого и Нового Света.

Говорили в основном Чехов и Суворин, а Павел Орленев вслушивался в каждое их слово с огромным душевным трепетом. Дело в том, что перед отъездом в Крым Павел Николаевич рассказал своей знакомой актрисе Алле Назимовой о желании найти в драматургии натуру нервическую, яркую, еще не известную зрителю. Она предложила ему пьесу Ибсена «Привидения» в переводе знаменитого тогда поэта-символиста Константина Бальмонта. В образе главного героя Освальда Альвинга Орленев сразу же нашел родственную душу, однако перевод совсем не устроил артиста, и он пребывал в сомнениях. Но сейчас, услышав от Чехова и Суворина оценку творчества Ибсена, Орленев принял твердое решение работать над образом Освальда.

Павла Орленева всегда отличала скрупулезность в поисках раскрытия того или иного образа. Он буквально заболевал ролью. Освальд — да! Бальмонтовский перевод — нет! И тогда он обращается к своему другу литератору и прекрасному инсценировщику Константину Дмитриевичу Набокову с просьбой как можно скорее сделать перевод пьесы и, если она понравится, то дать ее в полную монополию Орленеву. Набоков быстро выполнил просьбу друга. Но это был перевод вторичный. Не с норвежского, а с немецкого. Набоков дал пьесе два названия — «Привидения» и — в скобках — «Призраки».

Пьеса Орленеву понравилась. Он сам тщательно под себя отредактировал роль Освальда и с головой ушел в работу. Его вовсе не смущало то важное обстоятельство, что в список пьес, разрешенных цензурой к постановке, эта ибсеновская драма не входила. Артист фатально верил в свою удачу, в счастливый случай. А пока ему работалось мучительно.

Орленеву уже приходилось играть психически нездоровых людей. Это были и царь Федор, и гауптмановский Микаэль Крамер, и Самозванец в пьесе Суворина «Ксения и Лжедмитрий», где автор трактует Дмитрия, как настоящего сына Ивана Грозного и больного падучей. Но сейчас артисту нужен был новый рисунок роли, новые душевные катаклизмы, новая история болезни персонажа. А где это искать? И вдруг случайная мысль озаряет Орленева. Его хороший знакомый приват-доцент психиатрической лечебницы Томашевский поможет! И действительно, врач много с ним беседовал, показывал больных паралитиков, которых артист мог наблюдать. Его поразила одна фигура с головой, не поворачивающейся от невыносимой тупой боли в затылке. Чувствовалось, что каждое движение для больного мучительно. Постепенно Освальд становился реальным человеком, зажил в артисте душой и телом. Как не терпелось поскорее показать Освальда на сцене!

Много авторитетных ходатаев обращались к цензору Литвинову с просьбой разрешить ставить пьесу «Приведения». Цензор оставался непоколебим. А время идет. Почти три года вынашивает в себе Орленев образ Освальда.

Осень 1903 года. Орленев на гастролях в Пензе. Однажды от нечего делать он заходит в театральную контору и бесцельно просматривает списки безусловно разрешенных пьес. Вдруг видит и глазам своим не верит: «Призраки». Драма в четырех действиях, сочинение Андреевского. Стоп… стоп… стоп! Мгновенно в голову влетел бесенок и стал дразнить. Вот же случай!.. А почему бы не сыграть под видом разрешенной пьесы Андреевского запрещенного Ибсена?!

Прибыв на очередные гастроли в Вологду, Орленев находит здесь много талантливых артистов и убеждает их сыграть пьесу. Быстро составили афишу такого содержания: «В непродолжительном времени бенефис Павла Орленева. В первый раз пойдет пьеса в трех действиях сочинителя Андреевского «Призраки». А может, мистификация и удастся! Администратора Пузинского подготовили, как себя держать, и отправили к полицеймейстеру. Тот тщательно посмотрел афишу и стал сверять ее со списком разрешенных пьес.

— Но позвольте, батенька, в пьесе Андреевского четыре действия, а у вас всего только три. Куда же целый акт подевался?

— Видите ли, Ваше превосходительство, пьеса несколько растянута. Артист Орленев предлагает сократить пьесу до трех актов, а в оставшееся время дать какой-нибудь водевиль с пением.

— Ах, так? Водевильчик с пением? Это замечательно. Я, знаете ли, люблю что-нибудь эдакое веселенькое.

И полицеймейстер размашисто подписал афишу.

Репетировали с упоением, не щадя сил, ночи напролет до утра, а в 11 надо было являться в театр и готовиться к очередному вечернему спектаклю. Чем ближе подходило время премьеры, тем больше волновался Орленев. Он весь горел от нетерпения!!! И перегорел! Спектакль провалился сразу. Вдребезги. Друзья пытались подбодрить артиста: «Ты же сам говорил, что, играя в первый раз новую роль, всегда ее проваливаешь и что борьба бывает до трех раз». Искреннее сочувствие до глубины души растрогало Орленева. Он вновь загорелся надеждой. Решил несколько переделать роль, но непременно сыграть. И сыграть блистательно!