Неизвестные мгновенья их славы - [30]

Открыв для себя Шиллера, он днем и ночью разучивал роль Фердинанда в трагедии «Коварство и любовь» и, по легкомыслию не подумавши о последствиях, вписал реплики из роли в первую попавшуюся ему тетрадку, — а это была тетрадка для латинских слов. Злосчастная тетрадка попалась учителю, и он с недоумением прочитал бурные любовные признания героя драмы: «Ты моя, Луиза, хотя небо и ад встали между нами», «Опасности лишь придадут больше прелести моей Луизе!» — «Кто эта Луиза?» — с дрожью в голосе спросил учитель, подумав, что он у порога какой-то скандальной тайны. Орленев пытался оправдываться, но тщетно, он был пойман с поличным; если даже допустить, что его Луиза высокого классического происхождения, такой проступок по гимназическому статусу не мог остаться безнаказанным: нельзя путать божественную латынь с низменной игрой в театр! Конец этой веселой истории был печальным. Вызвали отца, заседал педагогический совет, и Орленева, за которым числились и другие провинности, выгнали из гимназии. Он перенес эту катастрофу спокойно: случилось то, что должно было случиться. Теперь ничто не помешает ему стать актером.

Конечно, юноше нужна была школа. Он решил держать экзамен в училище при императорских театрах. Впоследствии вся его судьба — актера, странника — будет изобиловать разного рода историями, комическими и трагикомическими, веселыми и грустными, а всё потому, что Павел Орленев по натуре своей был человеком остроумным, дерзким, находчивым, не унывающим в любых жизненных ситуациях.

Напомним читателю только две из них.

***

Антон Павлович Чехов очень любил слушать рассказы Орленева о случаях из актерской жизни. Всегда, когда Чехов и Орленев вместе находились в Москве, в Петербурге, а особенно в Ялте, Антон Павлович настоятельно зазывал артиста к себе в гости. Рассказчиком Орленев был замечательным.

Однажды Павел Николаевич вспомнил про маленький провинциальный город, где продавался коньяк «Яффа». Что это был за напиток, никто не знал. Действовал он с огромной убойной силой. Даже на другой день голова не работала, язык заплетался. Но была в этом городе знаменитая будочка, где продавался «сантуринский квас». Чего только в нем не было намешано! Даже селитра добавлялась для пущей опохмелки.

Актеры на другой день после выпивки, отправляясь на репетицию, подходили к этой будке и просили бутылку квасу. Хозяин спрашивал: «А вас сколько?» Те отвечали: «Двое». А хозяин: «Нет, нельзя». Актеры с недоумением: «Почему?» Хозяин терпеливо объяснял: «Этот квас можно только втроем пить. Потому что один пьет, а двое его крепко за голову держат».

Рассказал Павел Николаевич Чехову эту историю и забыл о ней. Проходит много времени, и вот как-то раз он обедает у Антона Павловича. За столом все домашние. Кто-то наливает себе квасу. И вдруг Чехов закашлялся, поперхнулся едой. Он встал из-за стола, отошел в сторону, откашлялся. Потом сел на свое место и сказал: «Это из-за вас, Орленев. Я вспомнил, как „сантуринский квас“ втроем пьют».

***

А вот ещё один курьёзный случай.

Москва. За неплатеж Орленева и его товарища артиста Молдавцева попросили «убраться вон» из гостиницы. В Москве у Павла Николаевича жила сестра, которая приютила их. Ночевать им пришлось в кладовке, где стояли большие кованые купеческие сундуки. Как-то ночью Молдавцев окликает друга:

— Ты не спишь?

— Нет, — отвечает Орленев.

— А мне мысли уснуть не дают.

— Какие мысли? — встревожился Павел Николаевич.

— Да вот лежу и думаю: на чем это я лежу? Ведь подо мной, в сундуке, должно быть целое богатство, а у нас с тобой грошей кот наплакал…

Орленев возмутился:

— Нам с тобой крышу над головой дали, а ты? Эх… Слушать не хочу!

— Да ведь мы немножко возьмем. Никто и не заметит. Вон сколько добрища… А нам с тобой на завтраки и на сигары бы хватило…

— У меня ключей нет, — после долгого раздумья отвечает Орленев.

— Это я устрою, — оживился Молдавцев. И принялся за дело. Очень быстро и без шума он открыл все сундуки.

Посмотрели и обомлели. Тут и бархат, и шубы, и целые штуки сукна — в общем, всё сестрино приданое. Орленев наотрез отказался трогать что-либо. Молдавцев стал его уговаривать:

— Будем закладывать понемногу. На полгода. Квитанции ты храни. А я скоро от дяди получу большие деньги, мы всё выкупим, уложим обратно…

Утром, стараясь быть никем не замеченными, друзья пошли в заклад. И началась веселая сытая жизнь, пока у сундуков не показалось дно. А через месяц вся труппа перебиралась в другой город. Постояльцы уехали, конечно, ничего не выкупив из заложенных вещей.

И надо же такому случиться! Вдруг вскоре, в Орле, где труппа находилась на гастролях, Павел Николаевич получает от сестры письмо, в котором она сообщает, что всё у них сгорело при пожаре: мебель, книги, одежда, но больше всего ей жаль сундуков с богатейшим приданым.

Приехав в Москву, Орленев сказал сестре:

— Подари мне сто рублей, и я возвращу тебе все твои вещи.

На изумленный вопрос сестры, как он сможет это сделать, Павел Николаевич рассказал, что всё добро было заложено за бесценок. Его толкнула на это нужда. Но все квитанции целы, и срок им еще не вышел.