Неистовый Роланд. Песни XXVI–XLVI - [52]

Со стыдом удаляется Феррагус

И отыскивает при государе Руджьера

И поведывает ему,

Что его-то и ждет наезжий рыцарь.

80 Хоть Руджьеру и неведомо,

Кто зовет его к Божьему суду,

Но заране веселится победою:

Облекается в панцирь и кольчугу,

Не страшится сердцем

Никаких ударов, грозных предбившимся, —

А уж как он вышел, да что с ним вышло,

О том речь моя в следующей песне.

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ (УЗНАНИЕ)

Песнь XXXVI

Атлантова гробница и возле нее — поединки между Брадамантой, Марфизой и Руджьером. На первом плане — сцена у знания брата и сестры

Вступление

1 Так уж водится:

В ком высокий дух, тот всегда таков,

Потому что природа и привычка

Не умеют вдаваться в перемены.

Так уж водится:

Низкий дух всегда во всем напоказ, —

Коли склонится природа во зло,

То уже не избыть сего злосклонства.

2 Благородства и вежества[220]

Многи суть примеры в ратной древности

И немноги ныне, — а злобы

Вдоволь видено, вдоволь слышано

В той войне, о мой Ипполит,

От которой вражьими ты знаменами

Разубрал родные храмы, а вражий флот

Пригнал, пленный, к отчему берегу.

3 Не бывало стольких злодейств

От татар, от турков, от мавров,

Сколько в той войне от преступных рук

Платных латников, жалуемых Венециею.

Хоть бы и стократ

Их наемщики слыли справедливцами, —

Мимо воли их

Жглись пожарами милые места:

4 Недостойнейшая месть! — ибо ведомо,[221]

Что не кто, как ты,

Сжав при кесаре осадою Падую,

Не единожды

Препинал пред нею порыв огня,

А и где занималось, унимал,

В хижине ли, в храме ли, —

Таково твое высокое вежество.

5 Но ни слова ни о том, ни о многом[222]

Столь же черном, злобном, лютом, свирепом;

О едином лишь скажу,

Что исторгло бы слезы и из камня, —

Это было в день,

Когда ринул ты своих храбрецов

На тот берег, где замыкались в крепость

С кораблей злополучные враги.

6 Как Эней, как Гектор[223]

Рвались в воду жечь эллинские суда,

Так пред нами

Некий Геркулес и некий Александр,

Обуянные, горячили коней,

Гнав гонимых в такую даль,

Что один из-под вражьих стен едва

Воротился, а другой не воротился.

7 Воротился Ферруфин, взят Кантельм, — [224]

О родитель, о герцог Соры,

Что ты чувствовал сердцем и умом,

Когда сын твой меж тысячи мечей

Схвачен, скручен, обесшеломлен,

И с высокой корабельной кормы

Покатилась голова его? Ужель

Не погиб ты от взгляда, как он от стали?

8 Злой склавон! где учился ты войне?[225]

В какой Скифии

Ты привык казнить тех, кто взят

И обезоружен и беззащитен?

Смерть ли вместна поборнику отечества?

О солнце,

Не сиять бы тебе над страшным веком

Сих Танталов, Атреев и Фиестов!

9 Обезглавлен[226]

От жестокого варвара самый лучший

Между юных, чьей хвалой полон мир

От морей до морей, от полдня к полночи!

Полифем и Антропофаг

Пожалели бы красу его и юность,

Но не ты,

Злей и круче киклопов и лестригонов!

10 Я не верю, что такое бывало

Меж старинных рыцарей, в ком цвело

Благородство и вежество:

Победив, они сделывались добры.

Брадаманта не свирепствовала,

Ссадив встречных касанием копья,

Но сама

Подвела им коней, чтоб всели в седла:

11 Я уже сказал, как она,

Сколь прекрасная, столь и доблестная,

Опрокинула Звездного Серпентина,

И Грандония, и сам-третьего Феррагуса,

И сама вернула каждому коня;

А еще я сказал, как сей последний

Ею послан от рыцарского имени

Бросить вызов никому, как Руджьеру.

Руджьер собирается на бой

12 Снаряжается, Руджьер,

Веселясь отвагою,

А пред ним государевы господа

Спорят снова и спорят снова,

Кто сей удалец,

Столь искусный разительным копьем?

И пытают они у Феррагуса,

Не признал ли он своего собеседника?

13 Отвечает Феррагус: «Он заведомо

Не из тех, о ком толкуете вы:

Как предстал он без забрала, мне сдумалось,

Не Ринальдов ли это младший брат;

Но как сведал я его мощь,

И была эта мощь не Рикардетова,

То почаялось: а не их ли сестра,

Ибо молвит молва: они похожи.

14 Говорят, она не слабей

Ни Ринальда, ни всякого паладина;

А уж как я сам погляжу,

То сильней и родного и двоюродного».

А Руджьер, услыша такую речь,

Заалел,

Как алеет заря перед восходом,

Дрогнул сердцем и не знает, что делать.

15 Страстным острием

Уколола эта весть его душу,

Он почувствовал в костях жар и хлад

От великого страха,

От великого страха, что ненавистью

Ныне в деве соделалась любовь.

В таковом смятении он стал, не зная,

То ли быть ему биться, то ли нет?

Марфиза первой выезжает на Брадаманту и трижды побита

16 А Марфиза уже как тут,

Пышет жаром сразиться в поединке,

Вся в оружии, потому что в оружии

Повседневно она и повсенощно:

Чуть она послышала, что Руджьер

Снаряжается, тотчас ей вдомек,

Что лишь выйди он, ему и победа;

И спешит переять большую честь.

17 В седло скок, коню шпоры в бок,

И вперед в боевое поле,

Где Амонова дочь,

Замирая, ждет Руджьера под копье и в плен,

И одним тревожится:

Куда бить, чтоб нечаянно не ранить.

Выезжает Марфиза из ворот,

А на шлеме у нее птица Феникс,

18 Потому ли птица Феникс, что мнит

Себя гордая единственной в свете,

Потому ли, что воля ее чиста

Никому не быть женой, ни подругою,

Но глядит на нее Амонова дочь

И, не могши признать черты возлюбленного,

Вопрошает об имени и слышит

Имя той, что похитила его сердце.

19 Имя той, что мнилась

Быть похитчицей Руджьерова сердца,

Той, к которой бушует столько ненависти,

Что милей умереть, чем не отмстить!

Поворачивает Брадаманта коня