Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [22]

Как молвить о нем,

Державней ли он в войне или в мире?

47 Долгой памятью вспомнят его дела[70]

Апулия, Калабрия, Лукания,

Где за небывалый бой он примет лавр

От монарха каталанского;

Меж непобедимых воевод

Многими одоленьями стяжает он имя,

И за доблесть возымеет он власть,

Тридцать лет, как ему должную.

48 Сколько в свете есть благодарствований,[71]

Столько будет их князю от земли его:

Не за то, что топи

Обратит он в плодоносные нивы,

Не за то, что валом и рвом

Он упрочит своих сограждан,

И украсит храмы, и украсит дворцы,

И площади, и театры, и здания,

49 Не за то, что убережется он от хитрой[72]

Дерзости окрыленного Льва,

Не за то, что в час, когда галльским огнем

Полыхнет вся прекрасная Италия,

Лишь его удел выстоит в мире,

Вне страха и побора, —

Не за это и не за иное

Будет люд благодарен Геркулесу, —

50 А за то, что подарит он миру двух отпрысков,[73]

Правого Альфонса и доброго Ипполита,

Подобных славным в древней молве

Близнецам Тиндарейского лебедя,

Чередой сходящим из-под солнца

В черный воздух, чтобы вызволить друг друга:

Такова и в них будет воля и сила —

Друг за друга принять долгую смерть.

до Альфонса

51 Великая любовь славной четы[74]

Больше осенит народ спокойствием,

Чем если бы сам Вулкан

Оковал их стены двойным булатом.

Мудрость и доброта

Так сольются в Альфонсе, что грядущий век

Решит, что сама Астрея

С неба воротилась в наш жар и холод.

52 Благо ему, что он мудр[75]

И доблестен, как отец, —

Ибо мало тех, кто с ним, — а рядом

Справа на него — полки венецианцев,

А слева — та,

Кому зваться бы не матерью, а мачехою,

Если же матерью —

То такою, как Медея и Прокна.

53 С верным своим народом[76]

Сколько он ни выйдет на рубеж,

Столько будет врагу от него разгромов

Ночью ли, днем ли, на море и на земле.

Уверятся в этом и романцы,

Под недобрым вождем выступив на друзей,

^Согда кровь их зальет поля

Между По, Сантерно и Заньоло —

54 Там же, где вскоре[77]

Научатся его знать

Испанцы высокого Пастыря,

Урвавшие его Бастию, убившие его вождя, —

Ибо, вновь взяв взятое, он

Не оставит ни малого, ни главного

С вестью в Рим

Об утрате и о погибели.

55 Это он умом и копьем[78]

На романском поле

Даст французскому воинству честь

Одоления над Испанией и Юлием:

По стремена в крови

Кони поплывут над бранным полем,

И не станет рук хоронить

Немцев, римлян, испанцев, франков, греков.

56 А другой, в ризе иерарха[79]

Скрывший алым святые кудри, —

Это сильный и светлый духом

Высокий кардинал римской церкви

Ипполит, на веки веков

Всем наречьям герой слов, стихов и песен,

Которому правосудное небо

Даст Марона, как дало Марона Августу.

57 Он блеснет в блистательном пламени,[80]

Как солнце в мировом колесе,

Ярче луны и звезд,

Ни одно светило пред ним не первое.

Вот с немногими пешими, с еще меньшими конными

Выступает он грустный, возвращается радостный,

И ведет к берегам своим в плен

Пятнадцать галер и без счета челнов.

58 Взгляни дальше: вот Сигисмонд и Сигисмонд,[81]

Вот Альфонсовы пять любезных отпрысков,

Чьей молве ни моря, ни горы

Не помеха наполнить мир:

Между ними — Второй Геркулес, зять Франции,

И тот Ипполит,

Чей в роду не меньше просияет луч,

Чем у славного соименника,

59 И Франциск, и еще два Альфонса;[82]

Но уже я молвила —

Чтобы каждую показать тебе ветвь,

Какою процветет твой ствол,

Много нужно раз

Вспыхнуть и стемнеть небесам, —

А ныне мне пора

Дать покой теням и умолкнуть».

60 Не перечила дева,[83]

И. волхвующая затворила книгу.

Призраки чередою

Тотчас канули в глубь, где мощи мудрого.

С Брадаманты снят зарок молчания,

И она, разомкнув уста,

Вопрошает: «Но кто были те двое,

Скорбные, меж Альфонсом и Ипполитом?

с его братьями-заговорщиками

61 Очи долу, вздохи на губах, —

Ни следа отваги в облике —

И поодаль от них держали шаг

Словно бы сторонящиеся братья?»

Но волшебница переменилась лицом,

Залилась слезами

И воскликнула: «Злополучные,

Стрекалом недобрых сбитые с пути!

62 О добрая поросль доброго Геркулеса,

И в них, в несчастливцах, — твоя ведь кровь!

Да не сломит грех — доброты,

Да уступит правосудие — милосердию!»

(И притишив голос:)

«Больше тебе о них — ни слова:

Сладко будь устам твоим, и не сетуй,

Что не стану я уязвлять их горечью.

63 А как вспыхнет в небе рассвет,

Ты за мною выйдешь на ближайший путь

К тому замку, сияющему сталью,

Где томится Руджьер под чужою волей.

До опушки дремучей этой чащи

Я тебе буду спутницей и вожатою,

А как выйдем к берегу моря —

Укажу тебе след, с которого не сбиться».

64 Все ночь ночевала в подземелье

Юная воительница,

И увещевал ее Мерлин

Не медлить за любезным ее Руджьером.

А как вновь озарилось небо,

Вышла она из земных хором

В путь, надолго еще тесный и темный,

Рядом с духовидицею.

Мелисса выводит Брадаманту на дорогу

65 Они едут глухим ущельем

Меж невступных гор,

Без отдыха целый день,

Вскачь чрез расселины, вперерез ручьям;

А чтоб не скучна была дорога,

Сглаживали они свой нелегкий путь

Красными и сладкими беседами

О самом милом —

66 Пуще же всего

Толковала Брадаманте волхвовательница,

Сколько ловкости ей надобно и тонкости,

Ежели взыскует она Руджьера.

«Будь ты Марс, будь ты Паллада,

Будь с тобою больше бойцов,

Чем у Карла и чем у Аграманта, —

Ты не выстоишь против колдуна:

67 У него не только стальные стены

Вкруг скалы, неприступно-высокой,