Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [145]

Второй удар связан с поэмой и приемом, ей оказанным. Ариосто, безмерно возвеличив своего патрона в «Неистовом Орландо», вправе был надеяться на существенную компенсацию. Поэма писалась давно, кардинал Ипполито был ее слушателем и, видимо, заинтересованным, ему была вручена рукописная копия и ничто не предвещало того равнодушия, с которым он встретил поднесенный ему в апреле 1516 г. первопечатный экземпляр. Собственно, о реакции кардинала ничего не известно (приписываемая ему реплика: «где вы набрались таких бредней», — совершенно недостоверна), мы судим о ней лишь по нескольким строкам из первой ариостовской сатиры. Ясно одно: дар поэта остался неоцененным. Кардинал получил очень порядочное образование (восьми лет уже читал Вергилия в оригинале) и знал цену культуре. Но в Ариосто он нового Вергилия не увидел. «Неистовый Орландо», скорее всего, представлялся ему одним из многочисленных в то время «прибавлений» к «Влюбленному Орландо» Боярдо, может быть, забавнее других, но не более. И в таком отношении к поэме Ариосто он был далеко не одинок: репутацию произведения, возвышающегося над соплеменной рыцарской литературой, «Неистовый Орландо» завоевал далеко не сразу. Славу Ариосто узнал только к концу жизни. Так что кардинал, не ответив даром на дар, проявил, быть может, неблагодарность, но вряд ли какую-то вопиющую поэтическую глухоту. Аналогичные причины могли руководить и папой: к тому же, в 1513 г. «Неистовый Орландо» был еще известен только по рукописным отрывкам и по немногочисленным авторским чтениям, зато Ариосто уже был известен как доверенное лицо феррарских властей (и значит, в Риме не ко двору).

Но Ариосто-то себе цену знал, и разочарование его было глубоким: пропало даром более чем десятилетнее служение, венцом которого должна была стать поэма. Патрон поставил его на место, а Ариосто это место давно не было впору. «Я слишком велик ростом, чтобы стягивать с хозяина сапоги», — напишет он в своей первой сатире. Нужно было менять хозяина, и отъезд кардинала в Венгрию явился удобным предлогом.

Прошло еще около десяти лет, Ариосто вернулся из Гарфаньяны. Дела его поправились: в 1527 г. он приобрел домик в квартале Мирасоле и устроил его по своему вкусу. Тяжкое бремя семейных забот ослабло: братья, сестры, дети (у Лудовико было два внебрачных сына) пристроены, окончательно установились и вошли в прочную колею отношения с возлюбленной Алессандрой Бенуччи, ставшей в эти последние годы его тайной женой (брак был заключен поздно и заключен тайно, потому что при его объявлении и Алессандра лишалась прав опеки по наследству покойного мужа, и Лудовико лишался доходов с церковных бенефиций). Имя Ариосто уже гремело по всей Италии: видимым знаком признания стал красивый жест имперского главнокомандующего в Италии Альфонсо дель Васто, вручившего в 1531 г. поэту почетный диплом вместе с пожизненной пенсией в 100 дукатов. И в Ферраре больше никому не приходило в голову держать Ариосто за мальчика на побегушках. Он получил то, что желал: место штатного герцогского театрального управляющего и с усердием наблюдал за строительством первого в Италии постоянного театра (сгоревшего вместе с фасадом герцогского дворца в ночь под новый 1533 год, последний год жизни Ариосто). Последние пять-шесть лет прошли спокойно, без ярких событий, в литературных трудах, достоинство которых Ариосто отстоял вместе со своим социальным и личным достоинством. В жизни Ариосто были моменты волнующие, романтические, тяжелые, великие, но сам поэт, промолчавший о своей любви, обронивший два-три глухих слова о своем предстоянии великим мира сего, словно сдерживает будущего биографа, говоря: не это главное. Умер Ариосто 6 июля 1533 г. и был похоронен в церкви монастыря св. Бенедикта, по соседству. Провожали его в последний путь родственники и монахи и никто от герцогского двора: все же и другому своему хозяину Ариосто был чем-то непонятен и неудобен.

2

В «Неистовом Орландо» за исключением Медоро, Зербино, Олимпии и Изабеллы нет ни одного персонажа переднего плана, который был бы впервые явлен на свет поэмой Ариосто. У всех есть биография за ее пределами. Африканцы и азиаты — Аграмант, Градассо, Родомонт, Мандрикардо, Анджелика, Марфиза — пришли из поэмы Боярдо. Христиане и испанские мавры — из литературы каролинговского цикла, известного всем странам Западной Европы и издавно популярного в Италии.

Место рождения цикла — Франция, его содержание — история Франции, разумеется, преображенная в соответствии с законами и формами эпической поэзии. Основной массив легенд и сказаний сосредоточен вокруг фигуры Карла Великого, его внешних («королевская жеста») и междоусобных («жеста баронов») войн; к этому центральному ядру примыкают повествования о предках (вплоть до эпохи Меровингов) и потомках императора (среди последних выделен его исторический наследник Людовик Благочестивый, со временем правления которого соотнесена эпическая биография одного из ведущих персонажей цикла — Гильома Оранжского). Знакомство итальянцев с героями и сюжетами каролинговского цикла восходит к началу XII в., первые памятники, написанные или записанные в Италии, появляются на рубеже XIII–XIV в. Есть среди них произведения на чистом французском языке, но большинство относится к так называемому франко-венетскому диалекту — диалекту искусственному, сложившемуся в ходе контакта исполнителя и слушателя и этот контакт обслуживавшему и облегчавшему. Один из ранних памятников этого диалекта, именуемый «Французской жестой», отличается и в плане содержания некоторыми выразительными особенностями.