Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [134]

87 Ив такой отлуке

Пред таким взыванием

Откажи он — и сама посуди,

Сколь нещадной он взмерится хулою, —

Между тем, как, желая быть ей муж,

Он бы должен блюстись от всякой скверны,

Ибо ей, чистейшей,

Ничто мерзкое рядом не пристало.

88 Как досель, творя честные дела,

Он искал себе доброго имени,

А стяжав,

Вновь искал не лишиться дорожимого, —

Так он нынче усилуется вдвойне,

Деля славу с суженою женою, —

В розном теле

Едина душа.

89 Он твердит ей на грамотном листе,

Что не раз уже тверживал изустно:

Доживи он, чтоб минул срок

Верной клятве королю Аграманту, —

И он примет святое крещение,

Как на то уже давно его воля,

И тогда-то испросит ее руки

У отца, у Ринальда и всех, кто в роде.

90 А покамест, — он пишет, — «допустите

Меня выручить моего господина,

Чтобы смолкла невежественная чернь

И не баяла неподобные басни,

Что Руджьер-де, пока попутный ветер,

С Аграмантом дневал и ночевал,

А лишь Карл взял верх,

Он и вскинул знамена вслед удачнику.

91 За пятнадцать ли, за двадцать ли дней,

Африканский вал

Я избавлю от насевших теснителей, —

А потом справедливейшие измышлю

Уважения, чтоб уйти навсегда.

Ради чести моей, не обессудьте —

И вся жизнь моя по гроб лишь для вас!»

92 Таковыми словами и подобными,

Невпросказ моему перу,

И писал Руджьер, и писал,

Пока лист не дострочился до края,

А потом согнул, а потом замкнул

И укрыл запечатанный за пазуху,

Без сомненья, что сыщется дорожный

Снести грамоту в красавицыны руки.

93 И замкнул письмо, и сомкнул[498]

Вежды на опочивальном ложе,

И нисшедший сон на усталый стан

Веет веткою летейские росы,

Пока облако алое и белое

Не осеяло цветами светлый восток,

И из золотого покоя

Встал день.

и утром отправляется в путь

94 А как птицы в зеленых стаях

Вспели встречу новой заре, —

Альдигьер,

Вызвавшись Руджьеру с товарищем

Быть вожатым туда, чтоб двое братьев

Не достались злодею Бертолагию,

Вмиг встал, бодр,

А за ним и оба его сопутника.

95 Вздевши платья, вздевши брони,

Выезжают три рыцаря в единый путь,

Ибо тщетно просил Руджьер двоюродных

Уделить это дело лишь ему в удел, —

По любви ли к братьям,

По заботной ли вежественности,

Но сказали они одноборцу «нет»,

И на том были тверже камня.

96 Доезжают они до самого места,

Где назначен Малагису промен,

А то место была праздная степь,

Вся в расстил под солнцевыми лучами,

И на ней ни лавра, ни мирта,

Ни кипариса, ни ясеня, ни явора,

А пустой песок да кривой кусток,

И вокруг не пахано и не сеяно.

97 Где по степи вырезалась тропа,[499]

Там и встали три лихие воителя

И глядят, а навстречу паладин,

Латы в золоте, а щит в зелени,

А по зелени та чудная птица,

Что является раз в сто лет…

Но ни слова более, государь:

Вижу песне конец и прошу роздыха.

ПРИЛОЖЕНИЯ

М. Л. Андреев АРИОСТО И ЕГО ПОЭМА

1

Лудовико Ариосто родился в Реджо-нель-Эмилия летом 1474 г. 8 сентября новорожденного крестили. Лудовико — первый из десяти детей, которых Дария Малагуцци подарила своему мужу Никколо Ариосто, графу Священного Латеранского дворца и Священной Римской империи. Брак был заключен годом раньше. Мать Ариосто — уроженка Реджо, отец с начала 1472 г. служил в Реджо в должности начальника гарнизона.

Родоначальником семейства считается некий Альберто из замка Риосто близ Болоньи, живший в XI–XII в[500]. В XIV в. несколько болонских Ариосто переселились в Феррару; в частности, за «красавицей Липпой» (о которой Лудовико вспоминает в XIII песни «Неистового Орландо»[501]), любовницей, а затем женой маркиза Обиццо III д’Эсте, последовали ее братья и сестры. В Ферраре у болонских переселенцев появилось многочисленное потомство: та генеалогическая ветвь, которая проводит к Лудовико, берет начало от Коло из посада Сан-Романо, жившего в конце XIV в. (двоюродного брата «красавицы Липпы»). Среди предков Лудовико были нотариусы, судьи, правоведы. Некоторые из них занимались на досуге поэзией и изящными искусствами. Один даже побывал в учениках у Гварино Веронского. Многие служили при дворе феррарских маркизов. Семейство в Ферраре заметное, хотя и не из первых.

Впрочем, иногда это бывало не препятствием, а преимуществом. В условиях непрочного равновесия сил, определявших политическую обстановку в Италии XV в., правитель Феррары или Неаполя или Милана не мог иначе как с некоторым подозрением относиться к аристократу по крови и наследству, особенно если наследство крови подкреплялось родовым замком где-нибудь на границе. Нужно было постоянно считаться с тем, что этот номинальный подданный захочет вдруг поменять подданство и заодно передвинуть границу. Таким бельмом в глазу у феррарских герцогов был на протяжении нескольких десятилетий Альберто Пио ди Карпи, друг Лудовико и его однокашник. От Ариосто, недавних феррарских жителей, подобной опасности не исходило.

Никколо, отец Лудовико, сделал карьеру при герцоге Эрколе I, доказав ему преданность в ситуациях непростых и небезопасных. Власть Эрколе в 1471 г., когда он наследовал своему единокровному брату Борсо, была не слишком прочной: со смерти их отца, маркиза Никколо III, минуло уже тридцать лет, и все эти годы в Ферраре правили незаконные сыновья маркиза, сначала Леонелло, затем Борсо. Законные, и Эрколе, старший из них в том числе, находились в своего рода почетном изгнании. Нарушение династического права имело, таким образом, значительный срок давности и само уже фактически стало правом. Именно на нем основывал свои притязания Никколо, сын Леонелло (и тем самым племянник Эрколе), вступивший в открытую борьбу с дядюшкой. Эту борьбу новопоставленный герцог выиграл, но Никколо, укрывшийся при мантуанском дворе, продолжал оставаться постоянной и весьма серьезной угрозой. В этот момент герцог вспомнил о Никколо Ариосто.