Негативная диалектика - [18]

Качественный момент рациональности

Довериться объекту - это то же самое, что учесть его количественные моменты. Сциентистская объективация в единстве с тенденцией квантификации всей науки, начиная с Декарта, тяготеет к тому, чтобы исключить качества, превратить их в измеримые определения. Сама рациональность превращается во все большем масштабе в more mathematico, которая приравнивается к возможностям квантификации. Главенство переживающего свой триумф естествознания очевидно; однако оно практически не связано с понятием ratio в себе. Это понятие вводит в заблуждение и потому, что ratio противоречит качественным моментам (в качестве со своей стороны необходимо разумно мыслящего). Ratio - не просто возвышение разрозненных явлений до их родового понятия.

В такой же степени рациональность требует способности различать. Без нее была бы невозможной синтетическая функция мышления, осуществляемая средствами абстракции движения к единству: синтезировать равное, одинаковое с необходимостью означает, что оно должно быть обособлено от неравного, неодинакового. Но это и есть качественное; мышление, которое его не мыслит, кастрировано, и не есть с собой единое (eins). В начальный период европейской философии разума Платон, первый использовавший математику в качестве методологического образца, отчетливо выразил качественный момент ratio, оставляя равно в стороне момент. Это воплощается в требовании: сознание должно, учитывая сократическое и софистическое разделение ????? и ?????, приблизиться вплотную к природе вещей, не обращаться с ними произвольно. Поэтому качественное различение вошло не только в платоновскую диалектику его учения о мышлении; оно воспринимается и в качестве коррективы насильственной деятельности произвольной квантификации. Притча из "Федра" не оставляет никаких сомнений на этот счет; в ней сталкиваются коррегирующие себя мышление и бесправие, бессилие мысли. В инверсии понятийного движения синтеза следует использовать "способность разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни одной из них, как это бывает у дурных поваров"[0-12]. Всякая квантификация сохраняет в качестве субстрата, подлежащего количественному исчислению, сохраняет тот качественный момент, который, как предостерегает Платон, не должен быть разрушен. Иначе только тогда ratio, повреждая предметы, которые он постигает, нанося им ущерб, не превратится в неразум (Unvernunft). Рациональная операция словно момент противоядия присоединяется ко второй рефлексии качества, которая присваивает первую ограниченную рефлексию науки высшей и чужой по отношению к ней рефлексии философии. Не существует количественного представления, которое по своему смыслу, своему terminus ad quern не воспринимается в своем переводе на язык качества. По любой статистике цель познания - это качество, освобождение от качественной определенности - только средство.

Абсолютизация квантифицирующей тенденции ratio согласуется с недостаточным самосознанием ratio (самосознанию способствует стремление к качеству, не заклинающему иррациональностью). Только Гегель показал сознание в его движении к количественно-качественной определенности без всякой ретроспективно-романтической симпатии; правда, показал в то время, когда превосходство количества не считалось еще таким неоспоримым, как сегодня. Однако для Гегеля в соответствии с сциентистской установкой "истиной качества является само количество"[0-13]; он определяет эту истину в "Энциклопедии философских наук" как "свойство определенного количества быть внешним самому себе в своей для-себя-сущей определенности"[0-14]. Согласно "Науке логики" количество само есть качество. Свою относительность количество обретает в количественном; а количественная определенность возвращает снова к качеству.[0-15]

Качество и индивид

Тенденция к сведению качественных изменений к количественным субъективно соответствует редукции познающего субъекта к бескачественному всеобщему, к чисто логическому. Хотя качества могли бы обрести свободу только в определенном состоянии, которое не ограничивается более квантификацией и не является тем нечто, которое, духовно приспосабливаясь, должно ее приукрасить. Но само количество - это не вневременная сущность, как его представляет математика - инструмент количества. Как и его претензия на исключительность, количество преходяще. В вещи потенциал ее качеств ждет качественного субъекта, а не его трансцендентального остатка, как бы охотно субъект, ограниченный специализацией духовной деятельности, ни использовал трансценденцию для увеличения своих возможностей. Между тем, чем большее число реакций познание отвергает как чисто субъективные, тем больше количественных определений вещи ускользает от него. Идеал дифференцированного и ньюансированного, который наука, несмотря на все Scienceismeasurement, не могла выбросить из головы вплоть до последних своих шагов сегодня, связан не только с исключительно индивидуальной способностью, которой лишена объективность. Свой импульс этот идеал получает от вещи. Нечто дифференцированно, если кто-то в этой вещи и в ее понятии в состоянии различить наимельчайшее и ускользающее от понятия; только дифференцированность достигает наимельчайшего. В ее постулате - постулате возможности познания объекта - дифференцированность превращается в его опыт, ставший субъективной формой реакции, -находит свое убежище миметический момент познания, момент избирательного родства познающего и познаваемого. В Просвещении (совокупном его процессе) в целом этот момент постепенно разрушается. Но он не исчезает совершенно, если не хочет сам себя аннулировать. Уже в концепции радикального познания, при всем сходстве познающего и познаваемого, осязаемо продолжает жить ощущение соответствия, когда-то бесспорное для магического заблуждения. Если бы этот момент действительно исчез, то сама возможность, что субъект познает объект, превращается просто в освобожденную рациональность, в иррациональное.Сосвоей стороны подражательный миметический момент сливается в процессе своей секуляризации с моментом рациональным. Этот процесс синтезируется в качестве "дифференцированности". "Дифференцированность" содержит в себе в равной мере миметические возможности реакции, как и логический инструментарий для отношений Genus'a, Species'а и differentia specifica. При этом в самой дифференцирующей возможности многое связаносослучайностью, по аналогии с неизбывной индивидуальностью, противостоящей всеобщности своего разума. Между тем эта случайность не так радикальна, чтобы удовлетворять критериям сциентизма. Гегель был особенно непоследователен, отдавая в холодные и чужие руки случайности и ограниченности индивидуальное сознание - арену действия, сцену духовного опыта, воодушевляющего творчество. Это можно объяснить только страстным желанием локализовать критический момент, лишить его той власти, которая связывается с индивидуальным духом. В своем обособлении индивидуальныйдухчувствует противоречие между понятием и особенным. Индивидуальное сознание почти всегда постоянно, неизменно и с полным на то основанием - несчастливо. Гегелевская антипатия к этим его качествам лишает индивидуальное сознание именно вещного содержания, которое Гегель подчеркивает там, где ему это выгодно: насколько масштабно присутствует в индивидуальном всеобщее. Исходя из стратегических интересов, Гегель трактует индивида, как будто индивид есть непосредственное, чью видимость он сам разрушает. С видимостью, однако, исчезает абсолютная непрерывность индивидуального опыта. Без понятий она не могла бы обладать контингентностью. Благодаря своему участию в дискурсивной коммуникации (Medium) индивидуальный опыт по своему собственному определению всегда нечто большее, чем только индивидуальное. Индивид становится субъектом, поскольку он объективирует себя силами своего индивидуального сознания, в единстве своей самости и своего опыта. Животным можно отказать и в том, и в другом. Индивидуальный опыт достигает всеобщего, потому что в себе он и есть всеобщее, достигает в той мере, в какой сам является этим всеобщим. Только в теоретико- познавательной рефлексии логическая всеобщность и единство индивидуального сознания взаимно опосредуют друг друга. Это касается не только субъективно формальной стороны индивидуальности. Содержание индивидуального сознания передается сознаниюегоносителем во имя самосохранения и воспроизводится в процессе самосохранения. Индивидуальное самосознание, рефлектируя себя, хочет освободиться, выйти за границы самосохранения. К этому побуждает мучение, причиненное тенденцией всеобщности - завоевывать доминирующее положение в индивидуальном опыте. В качестве "экзамена на действительность" (Realit?tspr?fung) опыт не только удваивает чувства и желания отдельного индивида, но и отрицает их, переживая. Всеобщее для субъекта вообще не познаваемо иначе чем в движении отдельного человеческого сознания. Если купирован индивид, то не появится субъект, освободившийся от шлаков случайности, субъект более высокого порядка, но появится субъект, бессознательно копирующий, повторяющий, следующий. На Востоке "короткое замыкание" в теории (проблема познания индивида) послужило предлогом для коллективного угнетения.