Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского) - [138]
Город сохранился на удивленье. Дети то и дело просили остановиться, чтобы подробнее разглядеть на мостовой, выложенной плоскими каменьями, следы древних колес и отчетливо заметные на стенах бескрыших домов античные фрески.
Настасья Львовна, обнаружившая приустроенную к роскошным покоям Саллюстия съестную лавку, похвалила практичность патрициев, не гнушавшихся торговлею хозяйственными припасами, вырабатываемыми в их имениях.
Место раскопок окружали инвалиды и солдаты швейцарской гвардии в красных мундирах. Инспектор, хмурый пожилой австриец, записывающий отвоеванные у забвения предметы, озирался по сторонам с таким видом, точно подозревал в каждом из толпившихся вокруг любопытных преступника. Впрочем, и сам он походил на осаждаемого погоней каторжника.
Левушка сумел пробиться меж людей, созерцающих творимое священнодействие, и увлек отца к самому краю разверстой ямы. Нагие до пояса, обливающиеся потом рабочие бережно вытаскивали только что отрытый стол белого мрамора с бронзовыми украшеньями и обломки лепного карниза. Густо-голубое небо нежно холодило завитки блистающей, будто лишь сейчас вычищенной бронзы. Сочная трава бархатисто синела в тени, и со странной четкостью светлели на ней белесый череп и тусклый, как запылившийся мел, скелет древнего обитателя цветущей Помпеи.
Возвращались в сумерках. Николенька спал, полулежа на коленях матери. Сашенька и Левушка дремали, стукаясь при каждом ухабе сблизившимися головами.
— Прелестная поездка. Не правда ли, сага mia? [174]
— Прелестная, — отвечала Настасья Львовна после небольшой заминки. — Но эти ужасные кости. Это страшное виденье…
Он тихо засмеялся:
— Помилуй, ангел мой! Ровно ничего ужасного. Смерть предстала мне здесь, в Италии, положительно лишенной своего зловещего образа. — Он задумчиво кивнул головой. — Мне помнилось даже, что ее и нет вовсе.
Настасья Львовна недоуменно, почти негодующе посмотрела на мужа.
— Да, милая. Жизнь бесконечна, она воскрешает все погибшее. Солнце сияет равно и свежей траве, и мертвым костям. — Он поймал отстраняющиеся пальцы жены и приласкал их. — И разлука любящих невозможна.
Настасья Львовна вздохнула.
В субботу отправились в Сорренто.
Часть пути, к величайшему удовольствию мальчиков, проделали на мулах. Тропинка капризно и страшно вилась над скалистым берегом, ее теснили к обрыву гигантские желваки горы, похожей на бородатое оскаленное лицо. Судорожно скорчившиеся оливы пахли пряно и жирно, и этот запах неожиданно воскресил в его памяти немецкую кондитерскую, расположенную близ Пажеского.
К домику, стоящему на полугоре и окруженному липами, их проводил инвалид с заряженным ружьем: места считались опасными, случались здесь даже убийства… Настасья Львовна нервничала и нимало не оценила дивного овечьего сыра и терпкого, почти черного вина.
Рано поутру спустились вниз и на барке благополучно пристали к острову Капри. На берегу наняли две маленькие лодки; опытные рыбаки с величайшей ловкостью провели их в узкое отверстие Лазурной пещеры — и забывшей все треволнения Настасье Львовне предстало волшебное зрелище, порожденное преломленьем солнечных лучей в воде, стиснутой сводчатыми скалами.
И совершенно очаровал и ее, и онемевшую от восторга Александрин пейзаж, открывшийся с вершины Святого Креста. Влажной бирюзой и голубизною полнились чаши Неаполитанского и Салернского заливов; курчавое руно обильных садов смягчало несколько угрюмый облик долины, и прозрачно курился на горизонте покатый конус Везувия.
— Вот где надо еще побывать, — сказал он.
— Ага! Непременно! — с жаром подхватил Левушка.
— Этого лишь недоставало, — с добродушною досадою молвила маман. — Вы меня вконец морите своей жовнальностыо. Покуда я жива, и не говорите мне про этот ужас!
В Неаполь прибыла лечиться от ревматизмов московская тетушка Свербеева. Дмитрий в подробном и бесцеремонном письме просил бывшего приятеля споспешествовать исцеленью старой дамы.
Свербеева остановилась в их отеле. Поначалу она свирепо хулила местные красоты и беспорядки и целыми днями сидела взаперти, боясь морской свежести. По утрам четверо дюжих лакеев приносили ей на второй этаж ванну нагретой воды, не проливая, к великому изумлению Николеньки, ни одной капли. Это своеобычное леченье продолжалось неделю, после чего старуха заявила о полном выздоровленьи и о желании путешествовать. Настасья Львовна взялась сопровождать московскую знакомку в Пуццоли, на фабрику этрусских ваз и к развалинам храма Юпитера Серапийского. Евгений отговорился головной болью. Александрин и Николенька присоединились к маман. Левушка пожелал заняться с новым гувернером уроками итальянского и остался с отцом.
— Едемте, папа! — так и ринулся к нему Левушка, едва лишь они остались одни. — Ведь близко, совсем рядышком! Вон он, Vecchio Vesuvio [175], в окошко видать! Завтра чуть свет встанем и…
— А маменька? — напомнил он, посмеиваясь и исподволь заражаясь азартом мальчика. — Нехорошо ее обманывать.
— А маменька… Мы ей после расскажем — и никакого обмана! Мы очень быстро! Чуть свет.
И наутро они, взяв беспечного, ничего не понимающего, но на все соглашающегося веттурино, потрюхали по пружинно тугой, в крутую дугу заворачивающейся дороге.
— Привели, барин! Двое дворовых в засаленных треуголках, с алебардами в руках истово вытянулись по сторонам низенькой двери; двое других, одетых в мундиры, втолкнули рыжего мужика с безумно остановившимися голубыми глазами. Барин, облаченный в лиловую мантию, встал из кресел, поправил привязанную прусскую косу и поднял золоченый жезл. Суд начался.
Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье.
«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.
Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.