Небом крещенные - [107]

Начали Щеглова ругать за посадки, чего раньше никогда не было.

— Отсебятину прешь! Так когда-нибудь в землю ткнешься! — кричал комэск.

— Дать ему пять провозных полетов на спарке, десять, если надо! — приказал исполняющий обязанности командира полка.

Досадливо морщась, слушал все это замполит. Так вот можно задергать, заучить молодого летчика, и он потеряет свою прежнюю крепкую хватку в полетах. Такие случаи бывали.

— С вашего разрешения со Щегловым полетаю я сам, — сказал Косаренко.

Врио командира полка не ответил ни "да", ни "нет".

Комэск возражал:

— Есть у Щеглова командир звена, пусть он и возит его. А то привык этот Щеглов быть на особом положении. Любимчик полковника Булгакова…

— Да при чем тут особое положение? Человеку нужно помочь, — возмущенно заметил Косаренко.

— Пусть командир звена помогает своему подчиненному.

— Ладно. Решим, как надо поступить в данном случае, — произнес Косаренко с твердостью.

Комэск, недовольно махнув рукой, отошел.

Свое мнение Косаренко еще раз повторил врио командира полка, и тот согласился. Вынужден был согласиться.

Впервые после отъезда Булгакова почувствовал замполит, как плохо и как одиноко ему стало без Валентина Алексеевича. Тот бы разве стал обычный рабочий вопрос возводить в принцип? Никогда!

Прежде чем сесть в учебно-боевой самолет, замполит отвел Щеглова в сторонку — потолковать надо было.

Лейтенант осунулся за последнее время, взгляд его, прежде такой живой и уверенный, поблек. Исподлобья посмотрел он на замполита, видно, приготовившись выслушать очередное нравоучение. Но замполит сразу заговорил в доверительном, дружеском тоне, и натянутость исчезла.

— Подозреваю, что укоренилась ошибка, которой вы сами не замечаете и даже не знаете, откуда она взялась.

— Может быть… — отозвался Щеглов.

— Эта машина, — замполит похлопал ладонью по округлому фюзеляжу, — сложная машина, кто ее только выдумал.

— Кто же выдумал? Конструктор.

— Вот я и говорю…

Замполит поискал палочку на земле. Поясняя, он привык что-нибудь чертить.

— Бывает полезно вернуться немного назад, — продолжал замполит. — Посадка для военного летчика второго класса Щеглова, конечно, пройденный этап. Ничего. Не стесняясь, пройдем его еще раз. А чтобы как-нибудь опять самолет не загремел вниз (он же тяжелый как колун), будем заходить на посадку на повышенной скорости. Это, чтобы вытравить укоренившуюся ошибку. Вы согласны со мной, Щеглов?

— Очень даже согласен, товарищ подполковник.

— Тогда полетели.

В прежние времена излюбленным методом всех инструкторов было преднамеренно допустить какую-то ошибку и тут же показать, как ее исправить. Применительно к сверхзвуковому истребителю такой метод уже не годился. Эта сложная машина требовала только безошибочной техники пилотирования. И замполит показал Щеглову образцовый полет по кругу и образцовую посадку на чуть повышенной скорости.

— Понятно?

— Все понятно.

Вслед за тем выполнил такой же полет Щеглов. И еще раз — Щеглов; замполит только наблюдал из кабины инструктора.

— Ну и хватит, — решил замполит. — Если получается нормально, зачем зря гонять спарку?

С того дня лейтенант Щеглов продолжал летать хорошо и уверенно, будто никакой ошибки на посадке не бывало. В боевой подготовке он по-прежнему первенствовал среди молодых летчиков.

Прошло порядочно времени. И когда о пережитом вспомнить было уже не больно, замполит как-то спросил Щеглова:

— А с чего это вдруг, Алеша, ты начал тогда "падать" на посадке?

Щеглов ответил не сразу. Вспомнив что-то, начал краснеть.

— Мне просто интересно, так, для себя… — пояснил свой вопрос замполит.

Алеша опустил и поднял глаза, но смотрел на замполита доверчиво.

— Хотел попробовать, как наш генерал сажает машину, — признался он.

— Я так и знал! — воскликнул Косаренко. — Думаю, не может же быть, чтобы так, ни с того ни с сего!

Разговорились они, когда Щеглов был на дежурстве. В комнате отдыха летного состава как раз никого больше не было. Замполит заглянул сюда, увидел Алешу, склонившегося над книгой, и подсел к нему.

— Наш генерал — старейший пилотяга… — задумчиво продолжал Косаренко. — Он летает уже лет около тридцати, перебрал почти все типы истребителей и бомбардировщиков. При его огромном опыте можно позволить какое-то отклонение. У него может быть свой стиль и свой летный почерк. Он сидит в самолете свободно и спокойно, как на табуретке. А молодой летчик, способный летчик вроде тебя, Алеша, все-таки чувствует себя, как за партой во время контрольной по алгебре: решает задачу правильно, но весь напряжен в струнку. В этом вся разница. Полетаешь десять-пятнадцать лет, и у тебя будет достаточно опыта, тогда и ты сможешь себе позволить элементы творчества.

Щеглов сощурил глаза отчужденно.

— А до тех пор что я должен делать, товарищ подполковник?

— Не лови меня на слове, Алеша! Не лови!

— Да я не ловлю…

— И не прибедняйся! — Косаренко строго посмотрел на лейтенанта. Перевел взгляд на его значок второклассного летчика. — В любом учебном задании можно и нужно проявлять инициативу. Ушел в пилотажную зону — выполни комплекс фигур быстрее положенного. Вылетел на перехват воздушной цели — сделай все, чтобы обнаружить "противника" как можно раньше. Не ухмыляйся, не ухмыляйся, Щеглов! Чтобы отлично выполнить полетное задание на современном истребителе, надо проявить не только умение, но и подлинное творчество. А подрастешь, большего достигнешь. Может, летчиком-испытателем станешь, может, космонавтом. Тебе, Щеглов, большой путь на роду написан в авиации.