Небом крещенные - [108]

Косаренко умолк на минуту. Потом открыл рот, желая еще что-то сказать, но тут коротко и как-то пронзительно звякнул телефон прямой связи. Взяв трубку, Косаренко сейчас же положил ее.

— Дежурным — в готовность! Щеглов, давай!

Алеша выбежал из комнаты.

Около самолетов торопливо работали техники и механики. Летчики сели в кабины.

Тонко, по-комариному завыли турбины, набирая большие обороты, сорвались раскаты реактивного грома.

Замполит видел сквозь плексиглас кабины мальчишеский, упрямый профиль Щеглова. Улыбнулся замполит одними глазами. Если поднимут сейчас не на учебное задание, а на настоящее дело, он, Алешка Щеглов, пожалуй, будет только рад.

XXVII

Срывая листок календаря, Зосимов вспомнил, что как раз в это время, в январе месяце минувшего года, они с Булгаковым встретились в Москве.

— Что ж, хорошо! — воскликнул Вадим Федорович. — Валька стал большим командиром, а мы еще годик продержались.

Он имел в виду: продержались на летной работе. Кровяное давление было у него на пределе.

— О чем вы разговариваете сами с собой, повелитель? — спросила Варвара из другой комнаты.

Она не догадывалась, что муж видит ее отражение в зеркале. Лежала на диване с журналом — только вернулась с работы, — на щеку спадали волосы, окрашенные в светлый тон, несколько чужой, не ее цвет волос, но зато хорошо скрывавший седину.

— Собираюсь на ночные, — спокойно ответил Вадим Федорович.

— Отдохнул как следует? Выспался?

— Прекрасно.

— Ну иди, я тебя поцелую, старый, чтобы леталось тебе хорошо.

Он подошел к дивану, опустился на ковер. И так они побыли вдвоем несколько минут — в обнимку, безмолвно, на едином дыхании.

Вадим Федорович вышел из дому.

Огромный южный город наполнялся оживленным шумом раннего вечера. Январь стоял по обыкновению теплый, люди шли по улицам в нарядных одеждах, молодые парки — в одних костюмах, обернув шеи шерстяными шарфами, по-кавказски.

На электричке Вадим Федорович доехал до маленькой станции. Там его уже ждала машина. Еще десять минут пути, и он оказался на ближайшем военном аэродроме. Отсюда инспектор техники пилотирования должен лететь на дальний аэродром, где в эту ночь будет работа. Но прежде чем лететь, предстоит свидание с врачом.

Ох, эти врачи! Не дают они покоя Вадиму Федоровичу в последнее время!

Только он вошел в комнату медосмотра, майор медслужбы Григорьянц наставил на него свои испытующие глаза, усиленные оптикой цейсовских очков. Ни слова не говоря, подступил с черным жгутом, как с тюремным наручником.

Медленно стравливается воздух, падает ртутный столбик, с какого-то рубежа начинает гулко стучать пульс под манжетой.

Черные брови Григорьянца полезли вверх, выгнулись подковами.

— Что такое, доктор?

— Гм…

— Что вы хмыкаете?! — сорвалось у Вадима Федоровича.

Григорьянц мог понять его раздражение и не обиделся.

— С таким давлением в воздух нельзя, Вадим Федорович. Во всяком случае, сегодня.

Опустив ресницы, Григорьянц поигрывал своим блестящим фонендоскопом. Зосимов сверлил его взглядом, но молчал. Оба понимали: сейчас вот, в этой комнате с голым столом и клеенчатой кушеткой, произнесен приговор, тот самый приговор, которого со дня на день следовало ожидать и который обжалованию не подлежит.

Без надежды на участие Зосимов все же попросил:

— Последний раз слетаю — и все, доктор, ложусь на обследование. Ну, хоть перелечу на тот аэродром, а там буду сидеть на СКП в роли наблюдателя.

— Не имею права, товарищ подполковник.

Если уж перешел Григорьянц на "подполковника", значит превратился в глыбу, в скалу — не сдвинуть его никакой силой.

За дверью медпункта Вадима Федоровича обняла прохладная ночь, улыбнулись ему разноцветные огни аэродрома, и что-то прокричал уходивший в небо истребитель. Этот знакомый, прекрасный мир летного поля становился отныне ему недоступным. Если бы Вадима Федоровича предупредили за день, за два, если бы не так внезапно, ему было бы немного легче.

Как последний глоток воздуха, нужен сегодняшний полет — ведь не попрощался человек с небом!

Он медленно брел по бетонным плитам. Ноги несли его не от самолетной стоянки, а туда, к ней, где на левом фланге боевых машин стоял инспекторский истребитель.

"Улизнуть в воздух, пока они там будут сговариваться… — Мысль шальная, запретная, удивительно, как она могла прийти в голову инспектору техники пилотирования. — В последний раз… А то ведь больше ни за что не дадут слетать, близко не подпустят к истребителю". Шаг его ускорялся. Вот и самолет — косокрылый, с выдвинутой вперед иглой.

Темная фигура техника выросла перед Зосимовым.

— Товарищ подполковник, самолет к вылету готов.

"Врач не подписал полетный лист. Ну и ладно. Кто о том знает и кто станет проверять инспектора?" Он сел в кабину. Техник помог ему пристегнуть ремни, подключить шнуры и шланги.

"Вопиющее нарушение? Строго накажут? Все может быть, на все согласен. Но без последнего полета невмоготу. Это уже не инспектор идет на безрассудный поступок, нет! Это просто летчик, у которого отнимают небо, а заодно и жизнь…"

Успел врач доложить начальству или не успел?

Руки безошибочно находили в темноте кабины нужные тумблер и рычаги.

Заработал двигатель.