— Такое село, такая красота… — с сожалением покачала Зелда головой. — И никого не осталось, никого…
— Никого не осталось? — звонким своим голосом переспросил Курт. — А почему? Разве они тоже евреи? — Он задумался на минуту и вдруг, обернувшись к Зелде, быстро спросил: — Евреи…. евреи… А что это такое — евреи?
Глава девятая
Влажный октябрьский ветер кружил остатки черной, сожженной бумаги, покрывая ими кусты и деревца на центральной площади Гуляйполя. Ночью районные учреждения уничтожили свои архивы и спешно эвакуировались — кто на машинах, еще оставшихся в распоряжении района, кто на подводах, а кто верхом. Спешная эвакуация была вызвана угрожающим прорывом вражеских войск — фронт быстро приближался.
Элька узнала об этом только утром, вернувшись с ночной работы на мельнице. Услышала также, что железнодорожная линия Гуляйполе — Пологи отрезана, поезда не ходят. В первую минуту Элька совсем растерялась. Как же это? Ей никто ничего не сказал! Неужели вся районная власть успела уехать? Не может быть! Кто-то, должно быть, задержался. Велев Свете не выходить из комнаты, она побежала на центральную площадь с надеждой присоединиться к кому-нибудь из отъезжающих. Но никого не нашла. Двери кабинетов были заперты, иные даже заколочены гвоздями. Задыхаясь, Элька побежала назад, домой. На улицах, где вчера еще толпилось столько военных, она не встретила ни одного красноармейца. Ясно, что здесь нельзя ей оставаться. Выход один — идти пешком. Как выдержит такое путешествие Света — об этом Элька старалась не думать. Дома она переоделась, нарядила и Свету в свежее платьице и торопливо отобрала то, что могло пригодиться в дороге. На остальное она махнула рукой. Через час они уже шли по проселочной дороге, что вела из Гуляйполя к Розовке. Элька держала Свету за руку. Заплечный мешок с вещами клонил к земле. У девочки за плечами тоже был небольшой мешочек. Туда положили, завернув в вышитое полотенце, самое драгоценное — папину фотографию в резной рамке, которую Элька сняла со стены. В правой руке Света держала пеструю коробку из-под леденцов, подаренную Шефтлом. В коробке лежало несколько пуговиц и ракушек, с которыми девочка ни за что не хотела расставаться. Элька кроме мешка несла еще сверток с едой. Шли медленно. Но уже на четвертом километре, когда спускались в балку, Света начала жаловаться, что у нее болят ножки.
— Давай все-таки еще немножко пройдем, — попросила Элька. — Вон там горка, видишь? Там мы отдохнем.
— Хорошо, — кивнула Света.
Элька озабоченно посмотрела на дочь. Уже сейчас ей трудно идти, что же будет дальше? Взять бы ее на руки… Но Элька понимала, что с двойной ношей ей самой далеко не уйти, и так подкашиваются ноги. Неожиданно она услышала сзади гудки приближающейся автомашины.
— Светка! Машина!.. — крикнула она. — Может, подберет нас…
Обе застыли на краю дороги: Элька с большим узлом за плечами, Света — с маленьким. Элька подняла руку. Глядя на нее, и Света замахала ручонкой. Так они стояли, подняв руки, смотрели на приближающуюся машину. Ждали, что вот-вот она остановится и им позволят сесть. Но грузовик даже не замедлил ход. С шумом и ветром он пронесся мимо. Кузов был набит шкафами, кроватями, столами и стульями, среди которых, прижавшись друг к другу, сидело несколько человек.
Одного Элька узнала — это был Юхим Харитонович Гольдман…
«До последней минуты укладывал вещи… Из тех, кто ничего не оставит…» — с негодованием подумала Элька. Ей было ужасно неприятно и стыдно за этих людей, которые видели на дороге ребенка и не остановились.
— Пошли, доченька, — она взяла Свету за руку, и они отправились дальше.
Когда начали подниматься в гору, сзади послышались гудки. Элька не решилась поднять руку. Она только отступила в сторону и, тяжело дыша, поправляла свой мешок. Зато Света, даже не оглянувшись на мать, сама подняла руку. И машина, приблизившись к ним, замедлила ход и остановилась.
— Садитесь, — сказал, выглядывая из-за своих воспитанников, заведующий районным детдомом Олейниченко.
И вот уже Элька и Света в машине.
Это была большая, почти невероятная удача. К вечеру, надеялась Элька, они уже будут в Розовке, а там как-нибудь сядут на поезд. Но примерно на половине дороги им встретился летевший сломя голову мотоциклист, от которого они узнали, что поблизости высадился немецкий парашютный десант и путь на Розовку отрезан. Свободна лишь дорога, ведущая к Симферополю. Не долго думая, Олейниченко велел шоферу переменить направление. Машина круто развернулась и помчалась другой дорогой — на юг.
«Повезло… просто повезло…» — мысленно повторяла Элька, прижимая к себе дочь, заснувшую на руках.
Чем дальше они ехали, тем больше попадалось беженцев. Машина обгоняла подводы, на которых сидели женщины с детьми и старики.
Утром на другой день прибыли в Симферополь. Здесь Олейниченко решил задержаться на несколько дней. Ему надо было решить ряд вопросов, связанных с эвакуацией детского дома. Элька мечтала как можно скорее добраться до Ялты и сесть на пароход. Им со Светой снова повезло: тут же подвернулась машина, которая шла в Ялту и захватила их с собой.