Скоро пришел их поезд. Он был переполнен солдатами, даже буфера были забиты до отказа. Шелестов со своим отрядом ходил за комендантом по пятам, требовал, чтобы тот посадил их на поезд.
— Да куда, куда я вас посажу? — орал комендант. — Верхом из колеса? Подождите! Через три часа придет еще поезд…
«Через три часа! — обрадовался Шефтл. — Если так — успею…»
Отпросившись у Шелестова на полтора часа и оставив свой мешок Олесю, он вышел на шоссе.
Часть дороги удалось проехать на подножке грузовика. Вечер был тихий, и с площади доносился голос радиодиктора, передававшего последнюю сводку Совинформбюро:
«В течение 20 июля продолжались напряженные бои на Псковском, Полоцко-Невельском, Смоленском и Но-воград-Волынском направлениях».
Неподалеку от площади Шефтл соскочил с подножки. Внезапно послышался крик:
— Шпион!
— Шпиона поймали!
Прохожие с обеих сторон улочки бежали к быстро увеличивавшейся толпе, которая теснилась вокруг высокого человека с рыжей бородкой и в пенсне.
— Поймали голубчика!
— Где тут вокзал, спрашивает…
— Ты смотри, бородку себе приклеил!
— А ну-ка, сорвите с него бородку!
— Говорит, будто он из эвакуированных…
— А вы думали, он скажет: «Я шпион»? Посмотрите на его окуляры, сразу видно, что за птица!
— Тише, вон идет милиционер! — крикнула пожилая женщина.
Как Шефтл ни торопился, не мог не задержаться на минуту. Широким пружинистым шагом подошел милиционер. Увидев человека с рыжей бородкой, он сердито плюнул:
— Тьфу, черт, опять поймали… Отпустите его! Это же эвакуированный.
«Зря потратил время», — с досадой подумал Шефтл и торопливо зашагал к Элькиному дому. Он был уже совсем близко. «Только дома ли она? — забеспокоился Шефтл. — Что, если я ее не застану?»
Подойдя, он увидел, что окно ее комнаты открыто. Значит, дома.
В коридоре Шефтл остановился, чтобы перевести дух, и в эту минуту из комнаты донеслась залихватская, беззаботно веселая песня:
От неожиданности Шефтл постучал в дверь громче, чем хотел.
Патефон тотчас смолк. Дверь открылась, и Шефтл увидел перед собой молодую женщину в ярком платье с большим вырезом на груди, с подведенными глазами и густо накрашенным ртом.
— Вам кого? — кокетливо посмотрела она на Шефтла.
Шефтл ничего не мог понять. Неужели он ошибся?
Нет, дверь та…
— Я к товарищ Руднер, — проговорил он нерешительно, через плечо женщины заглядывая в комнату. Стены были увешаны коврами. Странно, комната совсем не та, не Элькина.
— Что же это вы нас беспокоите, — недовольно сказала женщина, — эта ваша… товарищ здесь уже не живет.
— А где? — испуганно спросил он.
— Откуда я знаю? — Женщина хотела уже закрыть дверь, но передумала. — Павлик, ты не знаешь, где она теперь живет, ну та, что здесь снимала?
— На Цыганской улице, там, где конский базар, — ответил из комнаты сытый мужской голос. — Во дворе, что против кузницы.
Шефтл повернулся и, не поблагодарив их, быстро ушел. Патефон в комнате снова лихо запел про самовар и про Машу.
Он побежал на Цыганскую улицу. Времени у него было в обрез.
Громкоговоритель на площади снова передавал сводку:
«В течение 20 июля продолжались напряженные бои на Псковском, Полоцко-Невельском, Смоленском и Новоград-Волынском направлениях».
На углу около летнего сада старушка приклеивала большую афишу:
Гастроли Запорожского театра
«Гибель эскадры»
«Почему она переехала? — думал встревоженный Шефтл. — Бог знает, что с ней тут было за эти три недели…»
Торопясь изо всех сил, он свернул на немощеную, пыльную Цыганскую улицу и вошел в тесный, неряшливый дворик напротив кузницы.
Среди детей, забравшихся в разбитый, поваленный па бок фаэтон, он увидел Светку и позвал ее. Девочка проворно выпрыгнула из фаэтона и подбежала к нему.
— Вы к нам пришли, а, дядя? — радостно обхватила она его обеими ручонками. — Мама только что ушла на мельницу. Вы знаете, где это? Это там, за рекой, далеко.
— Зачем она туда пошла?
— А мама работает там приемщицей, в ночную смену.
Шефтл хорошо знал старую мельницу. Развалина, державшаяся на честном слове, шум там стоял неописуемый и воздух был насквозь пропитан мучной пылью. Все же он вздохнул с облегчением. Хорошо, что работает. Это, конечно, не мед, но хорошо хоть так.
Идти на мельницу? Нет, не успеть ему. Ну что ж, ом хоть посмотрит, как они живут, какую комнату она теперь снимает. Через сенцы, превращенные в кухню, Светка ввела его в комнатку, где, стиснутая двумя стенами, стояла кровать, а рядом — столик и одна табуретка. Вот и вся мебель. На стене, напротив перекошенной узкой двери, висела фотография Алексея в красивей резной рамке.
Шефтл подошел ближе и с минуту смотрел на открытое, доброе лицо Элькиного мужа.
У двери стояла Светка в старых сандалиях, очень похожая на отца. Шефтл поднял ее, посадил на плечо, похлопал по ножкам, потом поставил на землю.
— Ну, — сказал он, открывая дверь, — скажи маме, что я заходил.
— Не уходите, дядя, — тихо попросила Светка.
— Надо, деточка, ничего не поделаешь.
— А вы сказали, что научите меня ездить верхом. И поросяток покажете. Помните?
— Помню, — смущенно кивнул Шефтл, — как не помнить… А ты обещала, что будешь слушаться маму…
— А я слушаюсь. Во что мне мама оставила на ужин, — девочка приподняла полотенце, которым была прикрыта тарелка. На тарелке лежали два ломтика хлеба, огурец и яйцо. — Только я еще не хочу есть, я потом поем, когда проголодаюсь.
