Небесное созданье - [34]

— Ну ты и плейбой, Алексей, — усмехнулась она задумчиво. — Пожилой плейбой. Морочишь девке голову. Пудришь ей мозги.

— Стараюсь изо всех сил. Вот сейчас побреюсь, лет десять сброшу, тогда еще не то будет. Как там у нас вода? О, из ведра парит вовсю. Готовься, милая.

— Ой, даже не знаю…

— А чего знать? Раздевайся и будем мыться.

— Мне неловко.

Алексей закончил бритье и увернул фитиль лампы.

— А теперь? — спросил он. — На дворе и то светлее. Там луна.

Алена вздохнула и промолчала.

Алексей спокойно разделся и, стоя у раскаленной печки на пластах кедровой коры, снятой с чурок, позвал легким голосом:

— Иди, я тебя вымою. Буду массажировать твое тело этой природной, экологически чистой бархатной мочалкой бережно и нежно. Вымою тебя так ласково и осторожно, как тебя в детстве мыла только мама. Хочешь вспомнить розовое детство? Тогда давай скоренько ко мне.

— Ну и сладко же ты поешь. Тебе бы рекламным агентом устроиться, отбоя бы от покупателей не было. Какой талант пропадает.

— Это не реклама, это на самом деле так. Не веришь — убедись сама.

Алена немного помешкала, решаясь, еще шумно вздохнула с досадой, давая понять, какой он неотвязный и зашуршала одеждой. Она приблизилась к нему, как призрак, молочно проступая обнаженным телом из сумрака.

— Ну вот и молодец. Умная девочка. Головку моем или нет?

— Вообще-то я бы вся вымылась. И волосы. Чтобы смыть с себя все-все, что было раньше. И стать новой и чистой. И все начать заново. Так можно? Скажи.

— Давай, попробуем, — он принял ее игру. — Должно получиться, если ты этого очень-очень хочешь.

— Да, очень-очень, — произнесла она пылко.

— Тогда все будет, как желаешь. Мыло у нас, правда, самое обыкновенное туалетное. Зато вода — горная, с самых гольцов, чистейшая и мягкая-мягкая, как щелок. Она омолаживает человека. И еще есть у нас необыкновенная вехотка. Может, даже волшебная. Она ведь из таинственного лишайника, который украшает таежные деревья. — Он обтер Алену горячим, влажным полотенцем и, намылив тугой клубок бородульника, принялся бережно растирать им упругое тело девушки. Она затаенно притихла под его ласкающими прикосновениями.

— А руки у тебя сильные и нежные, — истомленно выдохнула она.

— Они нежные только для тебя, мое таежное солнышко.

— И вехотка на самом деле, как бархатная.

— Я же не обманываю тебя.

— А знаешь, приятно. Правда, как в детстве. Меня так мама мыла в тазике. Удивительные ощущения. Состояние покоя и неги. И такая легкость. Ты просто волшебник. Дал вспомнить то, о чем уж, кажется, и позабыла.

— Я не волшебник, Аленушка. Просто я люблю тебя.

— Это что, объяснение?

— Считай, что да. И если тебе приятно, как я тебя мою, то мне приятнее вдвойне. Для меня — счастье прикасаться к тебе.

— Спасибо, Алексей, за хорошие слова. Они так согревают душу девушке. Если даже у нее самой пока нет большого чувства.

— Ну, хоть маленькое-то есть?

— А ты очень-очень хочешь, чтоб оно было?

— Да, очень-очень! — сказал он с шутливой пылкостью.

— Ну, тогда надейся. Может, и сбудется. Ой, Алексей! — стыдливо вскричала она. — Здесь не надо мыть. Мы так не договаривались.

— Но мама везде мыла, — улыбнулся он.

— Ты — не мама. И я — взрослая. Тут уж я сама. Да и ты растирайся, а то только со мной и возишься. А я пока волосы намылю.

Он проворно намылился, растерся вехоткой и, подхватив с печки ведро и большую кружку, шагнул к порогу. — Готова? Тогда пошли скоренько. — И ногой растворил настежь дверь.

— Ты сумасшедший! — ошалело отозвалась она горячим шепотом, но выскочила из избушки вслед за ним, неумело ступая босыми ногами по широким поленьям к темнеющим на снегу соболям.

Она встала ногами на мягкий мех, сказала с удивлением.

— Ты и вправду соболей настелил.

— Говорю же, никогда тебя не обманываю.

— Ну ты и… — она умолкла, подбирая слово.

— Плейбой? — подсказал он. — Стареющий.

— Нет. Кавалер. Галантный.

— Спасибо. Мне такое еще никто не говорил. — Алексей сыпанул в ведро несколько пригоршней снега, пощупал рукой воду, добавил снега еще и, зачерпнув кружкой, окатил голову Алены, сгоняя ладонью мыльную пену с ее волос. Спросил заботливо:

— Не слишком горячо?

— Горячо, но терпеть можно. Сроду не испытывала такого ощущения. Снизу холод, сверху — теплынь. И тело иголочки покалывают. Так все чудно.

— Ноги не замерзли?

— На соболях-то? Они такие мягкие. А вообще, впечатление — будто в теплой проруби купаюсь. В город вернусь моржихой.

— А посмотри, какой над тобой молодой месяц. Он любуется тобой.

— Вижу. Он весь в какой-то дымке.

— Это от тебя пар валит, — говорил Алексей, старательно омывая теплой водой тело Алены. — Посмотри на звезды. Они здесь не такие, как в городе. Они тут близко. Вон какие большие, зеленые, и так лукаво тебе подмигивают. А как чудно вокруг снег мерцает — видишь? Снежинки вспыхивают малиновым, лиловым, золотистым светом, будто крошечные лампочки… Приглядись: сегодня все вокруг красивое, загадочное и доброе. Прямо-таки волшебное, праздничное, как в новогоднюю ночь.

— Почему?

— Потому что здесь — ты. Тайга тебе рада.

— Ой, Алексей, — жалобно проговорила Алена, — мне так хорошо, что сердце сжимается и летит куда-то. Ничего больше не говори, а то расплачусь. Я давно уже не слышала о себе столько хорошего.