Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [90]
Академическое изучение в Неаполе всегда было в самом жалком состоянии. Профессоры очень много заботились о нравственности, и очень мало о техническом совершенстве своих учеников. Изучение нагого тела было исключительной привилегией герцога Сиракузского[304], и то еще натурщица должна была предварительно получить разрешение от своего исповедника. Лучшие залы музея, под названием секретных, были заперты для публики, и в особенности для художников, не имевших возможности подкупать неподкупных ничем, кроме денег, сторожей этих сокровищ[305].
Бо́льшая часть художников вынуждены были приняться за пейзаж, род живописи, не требующий столь тщательного изучения форм и рисунка. Неаполитанские декораторы приобрели общеевропейскую известность, которой они исключительно обязаны своим природным дарованиям и роскоши природы, их окружавшей. Не многим удалось отделиться от массы; зато эти немногие достигли мало кому доступной степени совершенства. Братья Палицци (Palizzi)[306] еще юношескими своими произведениями обратили на себя всеобщее внимание на парижской выставке. Меньшой из них не имеет себе соперников в рисовании животных. Не знаю, что именно доставило ему покровительство бывшего неаполитанского короля, которого он остался и до сих пор таким ревностным приверженцем, что в настоящем году не захотел ничего прислать на итальянскую выставку, где ему по праву должно бы принадлежать одно из самых почетных мест.
Соотечественник его, пейзажист Вертуни[307], живущий в Риме, вопреки запрещению папского правительства, выставил два вида из окрестностей Рима – новые доказательства того, что им вполне заслужена слава, которой он пользуется в ряду современных пейзажистов. Небо и ровная, уходящая в бесконечную даль, низкая местность – вот из чего Вертуни сумел сделать две прекрасные и довольно большие картины, два задушевных лирических стихотворения.
В Неаполе мало так называемых исторических живописцев, которые в Италии пользуются еще, по старой памяти, именем живописцев строгого стиля.
События прошлого года, подвиги Гарибальди и его удалых сподвижников послужили материалом для нескольких очень маленьких произведений батальных и так называемого genre[308], – отрывочных страничек из всемирной современной летописи. Неаполитанцы начинают приобретать большую известность в этом роде живописи. Живописность тамошних костюмов, красота природы представляют богатое поприще их живым и наблюдательным дарованьям.
Пальму первенства между всеми заслужил Морелли[309], давний любимец неаполитанской публики и всех хорошо знакомых с Неаполем иностранцев. Морелли из тех исключительных дарований, которые развиваются наперекор всяким случайностям и обстоятельствам; и он развился тем полнее и самостоятельнее, чем резче противоречило ему всё его окружающее.
Очень молодым еще Морелли добился замечательной степени технического совершенства и славился как портретный живописец. Он однако не удовольствовался этим успехом и занялся более серьезным и строгим изучением. Первые его картины отличаются уже блестящими достоинствами колорита, живостью общего впечатления, заставлявшими забывать неудовлетворительность рисунка. Выставленная несколько лет тому назад в Неаполе картина его «Эпизод из Сицилианской вечерни»[310], доказывает большие улучшения в его манере рисовать. Шелковые ткани и металлические украшения написаны с поразительной правдой, блеском и силой красок. Картина эта имела очень большой успех; с нее тотчас же были сняты литографии и фотографии, которые и теперь еще продаются во всех эстампных магазинах Италии.
Вслед за тем Морелли получил заказ на парадную занавесь для театра Сан-Карло. Он изобразил на ней Олимп, на который музы взводят всякого рода неаполитанских знаменитостей. Работа эта в очень больших размерах, и требовала строгих изучений и всех средств живописи. Приготовляясь к ней, Морелли сделал еще шаг вперед, и принялся за историческую живопись. Выставленная им в этом году картина «Иконоборцы»[311] превосходит всё предыдущие его работы смелостью удачной композиции и красотой выполнения. Только мне всё же кажется, что не этот род живописи настоящая область таланта Морелли. Его средневековые битвы, далеко не так оконченные, производят однако более сильное впечатление: сила света, живость движения, мастерское расположение групп, удовлетворяют самым взыскательным требованиям.
Но задушевное его произведение, и потому более всего возбуждающее сочувствие – это «Внутренность помпейских бань»[312]. Рассказать содержание этой картины, так чтобы читатели могли себе составить хотя какое-либо о ней понятие, я не берусь.
Сицилианцы прислали большое количество пейзажей и маленьких живописных сцен из их простой, но симпатической жизни. Пейзажи эти – светлые и юные произведения недоразвившихся еще талантов; в них более действительного понимания красот и гармонии природы, нежели художественных достоинств; но я предпочитаю их как-то болезненно-ученым произведениям Малатесты[313] из Модены, хотя он и кавалер и к тому же еще потомок очень аристократической фамилии, чуть ли ни того Малатесты Бальйоне
Впервые публикуются по инициативе итальянского историка Ренато Ризалити отдельным изданием воспоминания брата знаменитого биолога Ильи Мечникова, Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, этнографа, мыслителя, лингвиста, автора эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Записки, вышедшие первоначально как журнальные статьи, теперь сведены воедино и снабжены научным аппаратом, предоставляя уникальные свидетельства о Рисорджименто, судьбоносном периоде объединения Италии – из первых рук, от участника «экспедиции Тысячи» против бурбонского королевства Обеих Сицилий.
Лев Ильич Мечников (1838–1888), в 20-летнем возрасте навсегда покинув Родину, проявил свои блестящие таланты на разных поприщах, живя преимущественно в Италии и Швейцарии, путешествуя по всему миру — как публицист, писатель, географ, социолог, этнограф, лингвист, художник, политический и общественный деятель. Участник движения Дж. Гарибальди, последователь М. А. Бакунина, соратник Ж.-Э. Реклю, конспиратор и ученый, он оставил ценные научные работы и мемуарные свидетельства; его главный труд, опубликованный посмертно, «Цивилизация и великие исторические реки», принес ему славу «отца русской геополитики».
Впервые публикуются отдельным изданием статьи об объединении Италии, написанные братом знаменитого биолога Ильи Мечникова, Львом Ильичом Мечниковым (1838–1888), путешественником, этнографом, мыслителем, лингвистом, автором эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Основанные на личном опыте и итальянских источниках, собранные вместе блестящие эссе создают монументальную картину Рисорджименто. К той же эпохе относится деятельность в Италии М. А. Бакунина, которой посвящен уникальный мемуарный очерк.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Знатокам и любителям, по-старинному говоря, ревнителям истории отечественных специальных служб предлагается совсем необычная книга. Здесь, под одной обложкой объединены труды трех российских авторов, относящиеся к начальному этапу развития отечественной мысли в области разведки и контрразведки.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.