Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [77]

Шрифт
Интервал

У старика был один только сын, которого воспитанием он занимался не больше, как и хозяйственными своими дедами. Молодой Стоппа вырос на свободе в сообществе табунщиков и гуртовщиков; приобрел от них очень полезные сведения по части эквитации[269] и ружейной охоты, к которой пристрастился с самого раннего возраста. Так как в течение более десяти лет это было единственным его занятием, то он очень скоро достиг замечательной степени совершенства в стрельбе из ружья. Мне очень много рассказывали о его доблестных подвигах по этой части, но так как все они более или менее невероятны, а убедиться в их истине я не мог, то и умалчиваю о них здесь. Вообще, как маремманский охотник, Стоппа – великолепный стрелок, это я могу сказать с достоверностью.

Когда дела отца его пошли плохо, он по совету Адами отправился в Сиену, где нашел место чиновника в таможенной конторе. Канцелярские занятия ему не нравились, и так как Адами, которому необходимо было задержать своего молодого патрона подальше от его владений, никогда не отказывал ему в деньгах, то Стоппа продолжал и в Сиене свою разгульную жизнь, составив себе порядочный кружок из богатых молодых людей этого города, которые кутили вместе с ним, охотились, а пуще всего поклонялись его необычайным способностям.

Скоро, однако же, Адами так блистательно закончил свое дело, что больному старику пришлось нищим убираться из своего дома, который вместе с остальными его владениями переходил к Адами. Как ни плох был старик, но на этот раз решился тягаться с своим поверенным, а для этого тотчас же записал сыну, чтобы он немедленно ехал к нему. Узнав, в чем дело, сын не сопротивлялся, и в первые дни, не оставляя совершенно любимого своего занятия охотой, принялся так ревностно за дела, что Адами смутился. Не доверяя, и очень основательно, прокурору своего отца, подставленному, конечно, самим же Адами, молодой Стоппа помышлял уже о том, чтобы пригласить адвоката из Сиены. Это было в начале осени…

Здесь необходимо маленькое отступление. В Италии есть очень замечательный городок Норчиа[270], о существовании которого очень многие из моих читателей даже и не подозревают. Он лежит в папских владениях, на высокой и до того неприступной скале, что в него можно войти не иначе, как по лестнице. Этот словно заколдованный замок населен вовсе не волшебными красавицами, а свиньями, отыскивающими трюфели, и норчинами (обитателями Норчии), ухаживающими за этими полезными животными, – людьми нрава мрачного, напоминающими и видом, и характером тех животных, с которыми они возятся всю свою жизнь… Бывает однако же часть года, когда Норчиа почти исключительно населена одними четвероногими, а именно с половины осени до начали весны. Тогда двуногие норчины отправляются на промысел, берут с собою мешки трюфелей и во нескольку ножей очень разнообразной формы и величины, спускаются со своей лестницы и идут обыкновенно особняком (они вообще не социального нрава) по дорогам к северу, востоку и западу, по всей Тоскане, останавливаясь в каждой деревушке, на каждой помещичьей вилле или ферме. Посещение их везде оставляет кровавые следы, ознаменовываясь смертью одного или нескольких откормленных кабанов, которые тотчас же обращаются в их руках в очень вкусные сосиски и колбасы всех родов и видов. По пути она сбывают также свои трюфеля.

В то время, когда Стоила замышлял выписать адвоката из Сиены, во владениях его отца у опушки одного из лесков нашли мертвое тело. Норчины, как я сказал уже, имеют обыкновение ходить по одиночке; страна здесь вовсе не безопасна; сами они ведут во время своих экскурсий слишком невоздержанную жизнь, а потому нередко гибнут на дороге жертвой ли своей склонности к пьянству или жадности лесных промышленников, а всего чаще своих земляков, с которыми иногда судьба приведет их встречаться в глуши на большой дороге и совершенно неожиданно.

В маленькой вилле, в которой жил Адами, шел пир горой. Празднуя какое-то семейное торжество, в главное, заранее уверенный в том, что процесс или не состоится, или окончится в его пользу, он пригласил к себе нескольких приятелей из Сиены, с которыми отправился утром того же дня на охоту. Им и обязаны открытием тела мертвого норчина.

Началось следствие… Адами совершенно неожиданно показал перед следователями, что убийца норчина не кто иной, как Стоила, молодой его патрон, привел нескольких свидетелей этому и пр. Всего этого было, однако же, недостаточно, чтобы по здешним законам осудить молодого человека; тем не менее его посадили в тюрьму до окончания следствия, так как он не мог представить необходимого поручительства.

Долго ли просидел Стоила в тюрьме, не знаю. Времени этого было совершенно достаточно Адами, чтобы окончить в свою пользу процесс, а старику Столпе, чтобы умереть… За недостаточностью доказательств виновности, сына выпустили, оставив в подозрении. Только он очутился по освобождении своем совершенно нищим. Многие жители показывали против него, Адами довольно искусно сумел восстановить против него общественное мнение той среды сиенских жителей, на которую он, внезапно разбогатев, получил влияние. Аристократические друзья Столпы отвернулись от него. При лежавшем на нем подозрении, он не мог достать себе никакой должности, а следовательно и никаких средств к существованию. У него была, правда, какая-то родственница, жившая в Чивита-Веккии, где муж ее имел довольно значительный коммерческий дом. Узнав о его несчастий, она предложила ему переехать к ней, но не догадалась прислать на дорогу денег. В ожидании их, молодому человеку пришлось бы жить в Сиене на улице, если бы один из приятелей его отца не предложил ему более удобного помещения в своем домике, граничившем с новыми владениями Адами… Поселившись у него, молодой человек исключительно предался своей страсти к охоте… Преследуя какую-то дичь, забрался он однажды в лесок, которого владетелем привык считать себя, но который теперь принадлежал врагу его Адами. Вероятно забыв это обстоятельство, Стоппа стал распоряжаться в чужих владениях слишком по-домашнему, как вдруг перед ним предстала старая фигура лесничего. Это внезапное явление рассердило охотника, тем более что лесничий этот служил прежде у его отца, а потом свидетельствовал против него в зале об убийстве норчина. Раздраженный еще больше дерзкими словами старика, Стоппа ударил его прикладом в голову… Старик остался на месте с размозженной головой… После этого Стоппе пришлось уходить и из нового своего убежища. У него всё еще не было денег, и он приютился у какого-то крестьянина неподалеку, в бедной избушке, среди болот и леса… Его искали всюду, и он должен был скрываться. Эта жизнь сильно не нравилась ему, и злость его против главного виновника всех его бедствий, Адами, и тех, которые свидетельствовали против него, усиливалась. Он бродил по лескам вдоль дороги, ведущей из Гроссето к владениям Адами, ожидая встретить как-нибудь своего главного врага. Это ему не удавалось… Но однажды под вечер, в субботу, Стоппа из обычной засады своей увидел баррочино


Еще от автора Лев Ильич Мечников
Записки гарибальдийца

Впервые публикуются по инициативе итальянского историка Ренато Ризалити отдельным изданием воспоминания брата знаменитого биолога Ильи Мечникова, Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, этнографа, мыслителя, лингвиста, автора эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Записки, вышедшие первоначально как журнальные статьи, теперь сведены воедино и снабжены научным аппаратом, предоставляя уникальные свидетельства о Рисорджименто, судьбоносном периоде объединения Италии – из первых рук, от участника «экспедиции Тысячи» против бурбонского королевства Обеих Сицилий.


На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан

Лев Ильич Мечников (1838–1888), в 20-летнем возрасте навсегда покинув Родину, проявил свои блестящие таланты на разных поприщах, живя преимущественно в Италии и Швейцарии, путешествуя по всему миру — как публицист, писатель, географ, социолог, этнограф, лингвист, художник, политический и общественный деятель. Участник движения Дж. Гарибальди, последователь М. А. Бакунина, соратник Ж.-Э. Реклю, конспиратор и ученый, он оставил ценные научные работы и мемуарные свидетельства; его главный труд, опубликованный посмертно, «Цивилизация и великие исторические реки», принес ему славу «отца русской геополитики».


Последний венецианский дож. Итальянское Движение в лицах

Впервые публикуются отдельным изданием статьи об объединении Италии, написанные братом знаменитого биолога Ильи Мечникова, Львом Ильичом Мечниковым (1838–1888), путешественником, этнографом, мыслителем, лингвистом, автором эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Основанные на личном опыте и итальянских источниках, собранные вместе блестящие эссе создают монументальную картину Рисорджименто. К той же эпохе относится деятельность в Италии М. А. Бакунина, которой посвящен уникальный мемуарный очерк.


Рекомендуем почитать
Весь Букер. 1922-1992

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924

Знатокам и любителям, по-старинному говоря, ревнителям истории отечественных специальных служб предлагается совсем необычная книга. Здесь, под одной обложкой объединены труды трех российских авторов, относящиеся к начальному этапу развития отечественной мысли в области разведки и контрразведки.


Об Украине с открытым сердцем. Публицистические и путевые заметки

В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.


Золотая нить Ариадны

В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.


Сандуны: Книга о московских банях

Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.


Лауреаты империализма

Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.