Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [76]

Шрифт
Интервал

, еще не успела перепечатать из третьегоднишних флорентийских журналов…

В этот вечер публика, наполнявшая маленькую лавчонку, имела вся какой-то мрачно-торжественный вид, словно собралась на погребальную процессию. Красное, морщинистое лицо моего приятеля вытянулось особенно, и он поминутно снимал свою шляпу à la Cavour, чтобы обтереть измятым бумажным платком пот, крупными каплями выступавший на его мясистом лбу, – верный признак сильного нравственного волнения… Синьор delegato молчал с видом оракула, пуская густые клубы неблаговонного дыма из окурка рыжей сигары. Стройный юноша, со сверкающими глазами, в дорожном костюме, с большими шпорами, стоял посреди довольно многочисленного кружка и, казалось, с нетерпением и не без досады ждал решения своей участи от делегата… «Son Maremmani… si sa…» (Маремманы, – известное дело), проговорил оракул, стряхивая золу с сигарного окурка.

В несколько минут мне объяснили, в чем дело. Оно было казусное…

Очень почтенный сиенский негоциант, имеющий дела с Гроссето и проведший молодость свою в лесной маремме, где успел разжиться на счет нескольких тамошних семейств, вздумал воспользоваться наступающим весенним временем, чтобы навестить свои владения близ Орбетелло. Он ехал верхом в сопровождении своего племянника и еще какого-то приятеля. На полдороге вдруг из соседнего леска показался человек с ружьем. «Стой и не шевелись!», – закричал он, прицелившись в почтенного негоцианта. Тот побледнел, поспешно остановив лошадь…

«Это Стоппа!» – едва мог прошептать он от испуга.

Приятель, не теряя времени, поворотил назад свою лошадь и всадил ей в бока, на сколько мог глубже, колоссальные шпоры. Несчастный конь, подпрыгнув два, три раза, понес его стремглав по направлению к Гроссето.

Между тем бандит подошел к дяде и племяннику, стоявшим, как вкопанные, не смея даже опустить руки в карман, где у каждого было по револьверу. Послушный, как ребенок, старик слез с лошади по приказанию разбойника. Тот вежливо ему поклонился.

– Наконец-то Бог привел повидаться с вами, – сказал он ему с иронической улыбкой и положив ему руку на плечо.

– Дядя ваш останется со мной, – сказал он племяннику, – а вы поезжайте домой и привезите мне 2000 наполеондоров. Тогда получите обратно вашего дядюшку. Но не вздумайте привести с собой кого-нибудь. Вы должны быть одни; я вас жду до воскресенья.

Дело было в среду около полудня. Разбойник увел с собой старика в лес. Племянник постоял с минуту на месте, как оглашенный, поворотил, наконец, лошадь и поехал в город.

Тем, которые могли бы подумать, что я сам сочинил эту романическую a la m-me Радклифф историю, я рекомендую прочесть апрельские номера флорентийских газет.

Юноша со шпорами, которого я видел в лавке Саббатино, был племянник негоцианта и явился в Сиену, чтобы собрать в конторе и у родственников своего дяди нужную сумму. Это было вечером в тот же самый четверг. Прибыв в Сиену, он тотчас же рассказал о случившемся делегату, который решил послать вместе с молодым человеком отряд карабинеров на место, назначенное для свидания с разбойником. Племянник восставал отчаянно против этой меры, говоря, что таким образом Стоппа наверное убьет старика. Делегат упирался на том, что его обязанность это сделать. Наконец, оба они вышли из лавки и отправились к префекту. Несколько посетителей ушло вместе с ними. Остальные развязнее начали толковать и спорить о случившемся.

– И как это он очутился здесь? Все говорили, что он в Америке, – кричал один.

– Да зачем Адами (негоциант, взятый в плен) ехал по этой дороге?..

– Да ведь он думал, что Стоппа в Америке…

– Стоппа возьмет с племянника деньги и дядю убьет.

– Нет, он этого не сделает. Он не разбойник. Это он из мести, а он честный человек.

– Хорош честный человек, – вмешался хозяин лавки, – из мести или из другого, но честные люди так не делают. Да Стоппа этот еще ребенком был уже порядочный пострел, я его с пеленок знаю…

– Я с ним был коротко знаком, когда он здесь при таможне служил, – кричал какой-то господин, – он был пречестный человек.

– Да что это за Стоппа такой? – спросил я. – Что у него большая шайка?

– Stoppa! Il famoso Stoppai – кричало несколько голосов. – Вы не знаете?!

– Никакой у него шайки нет; он не разрешит, чтобы у него шайка была. Он ведь это из мести, per vendetta. У него с Адами старые счеты. Ведь это уже 13-й. Двое бежали.

Я ничего не понимал.

– Да как же двое здоровых мужчин, – допрашивал я, – верхом, вооруженные, поддались одному, или хоть не бежали?

– Да как же им бежать или не поддаваться, когда это был Стоппа?..

Вот, что я узнал из разных достоверных источников об этом страшном человеке.

Отец Стоппы был владетель очень значительного числа лесков и полей между Гроссето и Орбетелло, с которых получал очень порядочные доходы. Но так как сам он был человек разгульный и вовсе не хозяин, то и вынужден был поручить управление делами своими этому же самому Адами, тогда еще очень не богатому гуртовщику. Этот поверенный так хорошо повел дела своего патрона, что тот на старость лет очутился нищим, да к тому же еще больным и расслабленным. Хотя дела Адами, как говорят, и до сих пор, велись очень нечисто и неосторожно, старику однако же трудно было вести против него дело законным порядком, потому что он уже несколько лет жил, разбитый параличом, совершенно во власти своего поверенного, который допускал к нему только тех, в ком был уверен.


Еще от автора Лев Ильич Мечников
Записки гарибальдийца

Впервые публикуются по инициативе итальянского историка Ренато Ризалити отдельным изданием воспоминания брата знаменитого биолога Ильи Мечникова, Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, этнографа, мыслителя, лингвиста, автора эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Записки, вышедшие первоначально как журнальные статьи, теперь сведены воедино и снабжены научным аппаратом, предоставляя уникальные свидетельства о Рисорджименто, судьбоносном периоде объединения Италии – из первых рук, от участника «экспедиции Тысячи» против бурбонского королевства Обеих Сицилий.


На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан

Лев Ильич Мечников (1838–1888), в 20-летнем возрасте навсегда покинув Родину, проявил свои блестящие таланты на разных поприщах, живя преимущественно в Италии и Швейцарии, путешествуя по всему миру — как публицист, писатель, географ, социолог, этнограф, лингвист, художник, политический и общественный деятель. Участник движения Дж. Гарибальди, последователь М. А. Бакунина, соратник Ж.-Э. Реклю, конспиратор и ученый, он оставил ценные научные работы и мемуарные свидетельства; его главный труд, опубликованный посмертно, «Цивилизация и великие исторические реки», принес ему славу «отца русской геополитики».


Последний венецианский дож. Итальянское Движение в лицах

Впервые публикуются отдельным изданием статьи об объединении Италии, написанные братом знаменитого биолога Ильи Мечникова, Львом Ильичом Мечниковым (1838–1888), путешественником, этнографом, мыслителем, лингвистом, автором эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Основанные на личном опыте и итальянских источниках, собранные вместе блестящие эссе создают монументальную картину Рисорджименто. К той же эпохе относится деятельность в Италии М. А. Бакунина, которой посвящен уникальный мемуарный очерк.


Рекомендуем почитать
Весь Букер. 1922-1992

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924

Знатокам и любителям, по-старинному говоря, ревнителям истории отечественных специальных служб предлагается совсем необычная книга. Здесь, под одной обложкой объединены труды трех российских авторов, относящиеся к начальному этапу развития отечественной мысли в области разведки и контрразведки.


Об Украине с открытым сердцем. Публицистические и путевые заметки

В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.


Золотая нить Ариадны

В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.


Сандуны: Книга о московских банях

Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.


Лауреаты империализма

Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.