Неаполь чудный мой - [19]

Две башни – отнюдь не нью-йоркские, и не те, что у Толкиена, – именуются Феде (Вера) и Сперанца (Надежда), год возведения – 1555. Башня Феде испещрена квартирами и прочими помещениями, как сыр эмменталь – дырками. Одно из таких помещений представляет собой магазинчик в античном стиле, а в соответствии с единственным постоянно действующим в Неаполе правилом – “помещения не должны простаивать” – в квартире над аркой проделали окно прямо рядом с беднягой Фердинандом. А на Сперанце-надежде растет трава, но ведь известно, что она, то есть надежда, умирает последней, – как и трава, правда сорная.

В общем, это оборонительное сооружение, этот оплот городской границы со временем превратился в эдакие ворота в частном пользовании, в царство дешевой рыбы: от улицы Карминьяно до улицы Сопраммуро и до самой Порта-Ноланы нас заманивают разнообразные вывески: “Честный”, “Девчонки”, “Братья-рыбаки”, “Прекрасная умбрийка”, “Паскуале и крестьянка”, “Морская звезда”, “Непорочная дева”. А продают там зубана, скумбрию, щуку, раков, осетра, морского карася, скорпену, пеламиду, мурену, раков-богомолов, осьминогов, султанку, ромба и камбалу. А еще всякую мелкую рыбешку, каракатиц, скатов, сардины, анчоусы, тунца и кальмаров. Не говоря уже о мидиях, устрицах, морских гребешках, морских финиках, теллинах и других моллюсках, морских ежах, смариде и многих других, которых не называю здесь ввиду недостаточных познаний в ихтиологии.

Покупая что-либо здесь – что случается со мной лишь по праздникам, в отличие от синьор, толкающих меня локтями и сокрушающихся по поводу цен, – я демонстрирую идиотизм неаполитанки нового поколения, привыкшего есть на ходу и покупать куриные полуфабрикаты, а в перспективе неизбежно приходящего к вегетарианству. Короче говоря, я ограничиваюсь лишь покупкой самого необходимого: осьминоги, раки, анчоусы, морские гребешки, лаврак.

А тут полным ходом идет самое настоящее морское празднество, словно на помпейских мозаиках из Археологического музея, изображающих жителей долины Нила, с удочками, бегемотами и крокодилами. Запах жареного кальмара преследует меня и сражает наповал: я уже испытываю настоящий голод.

А помимо торговцев рыбой меж лавок и переулков, стен и лотков, палаток, среди тентов, развевающихся, словно паруса на ветру, приютились продавцы фруктов и овощей. Кто-то каждый день пополняет здесь продуктовые запасы, а кто-то приходит поглазеть, ведь сюда наведываются и “большие люди”: политики тут набирают себе популярности, министры и главы государства любят прогуляться по “истинному Неаполю” (ох уж эта истина!), да и вообще смешение социальных слоев, обычаев, голосов и одежд дает хорошую картину всей нации.

Моя британская парочка, разумеется, потерялась в этой толчее и отправилась ночевать в гостиницу с включенным в стоимость номера завтраком, которыми нынче кишмя кишит Неаполь. Вероятно, в своем путеводителе они прочли, что во время мятежа Мазаньелло восставшие разрушили тюрьму, куда людей заключали, чтобы стрясти с них налог на муку – один из самых ненавистных в народе. Оглядываясь вокруг, они видят лишь бедняков, которые громко кричат и гримасничают, но они приняли меры предосторожности: никаких фотоаппаратов, никаких кошельков – только скромные часы на волосатой руке мужа.

Они не станут ничего покупать, эти англичане, – но лишь потому, что не знают, как это приготовить.

Я вплавь пробираюсь через лужи, ручейки, бадьи с водой и зелеными пластиковыми трубочками, шлю привет омарам, ошалело ползущим куда-то, и отправляюсь на станцию. Достаточно добраться до вокзальной площади – и криков уже не слышно, и запах рыбы отступает: здесь уже царствуют мороженое в рожках и “Нутелла”. Здесь армированное резиновое покрытие, на котором топчутся чемоданы, объявления об отходящих поездах, запах машинного масла, фырканье бегущих людей, продавцы газет, “Макдоналдсы”. “Что здесь делает “Макдоналдс”?” – спрашивает Тициано Скарпа в книге “Камикадзе с Запада” и отправляется туда поесть.

И вот исчезает мозаика с грудами нильской рыбы, голос Петрония сливается с голосом синьорины, объявляющей об опоздании электрички до Сапри, моря, едва замаячившего перед нами на горизонте, уже не видно, а над путями возникают башни административного центра. И башни эти ничуть не похожи на арагонские, они приводят на ум Японию и тем самым – опять-таки рыбу. Может, суши или сашими – не знаю.

* * *

В одном из уголков предместья Сант-Антонио-Абате старушка в фартуке, закрывающем плечи и живот, в шерстяной шапочке, отдаленно напоминающей чепчик, открыла пиццерию: миска с небольшим количеством муки, смесь шкварок и рикотты, тарелка с томатным соусом и бутылка масла.

Тесто для пиццы, домашнее, неровное, раскатывается на деревянной доске, потрескавшейся и обломанной. А еще в каком-то большом чане что-то кипит и жарится, но из-за шума непонятно, что именно, а разглядеть не получается. Рядом со старушкой хлопочет помощница, тоже в летах, энтузиазма у нее гораздо меньше, и сразу становится ясно, что это прислужница, не более того, – она неизвестно зачем режет какие-то тряпки.