Не судьба - [10]

— Я решительно не понимаю, как вы не скучаете в деревне!? С вашим живым характером, с вашей общительностью, вы должны были бы ненавидеть деревенскую жизнь!

— Во-первых, вспомните, что я выросла в Петровском: до двенадцати лет я никогда не выезжала оттуда — этого одного довольно, чтобы его любить. А скучать там даже невозможно. Я вообще не знаю, что такое скука. Я иногда тоскую, но никогда не скучаю. У меня в Петровском так много хороших занятий, так много дела…

— Вероятно, вы занимаетесь школами и больницами? Больше я ничего и придумать не могу для деревни.

— Да, у нас там есть школа, и больница есть. Но я сама этим не занимаюсь. У меня нет ни терпения, ни охоты учить детей. Я гораздо лучше умею возиться с крошечными детьми, с новорождёнными, чем поучать больших. А в больнице у нас отличный доктор. Я туда и не показываюсь.

— Но позвольте, Софья Петровна, что же вы там делаете? Вы говорите, что у вас так много дела?

— Представьте себе — хозяйством занимаюсь.

— Как, хозяйством? Не понимаю…

— Да так, хозяйством. Папа ужасно любит садоводство и, кроме того, вечно всё строит и пристраивает — у нас чуть ли не двадцать балконов и пристроек в доме. А я люблю большое сельское хозяйство. Вы не можете себе представить, какое наслаждение жить на своей собственной земле, следить за тем, как она обрабатывается, как на ней всё всходит, растёт, зреет. Я всегда помню, что эта земля, это поле, этот сад составляют частицу мира, и что в этой частице совершаются все те же таинства природы как и во всей вселенной. В деревне их лучше понимаешь и чувствуешь, потому что как-то ближе к их источнику. Я не люблю деревни зимой, когда всё мёртво; но весну я всегда страшно боюсь пропустить. Для меня ничто не может быть лучше той минуты, когда всё снова оживает…

— Одна идеализация!

— Нет, извините, вы не испытали этого чувства только потому, что всегда жили испорченной городской жизнью, — с жаром возразила она. — Вы бы попробовали моей любимой жизни, той здоровой жизни, которую Бог предназначил людям, не воображая, как они сумеют испортить её себе. Если бы вы знали, какое это наслаждение! Я с каждым годом всё больше привязываюсь к своему Петровскому и интересуюсь им. Знаете, по моему, самый разумный взгляд на жизнь был у египтян: они считали высшим благом на свете занятие земледелием. Я думаю так же как они. Посмотрите и на современную Европу: чем цивилизованнее государство, тем выше стоит там земледелие. Вот если бы везде оно было на первом плане и везде одинаково совершенно, если бы и мужики…

— Ну, а мужиков-то вы так же любите как частичку мира?

— Нечего вам смеяться. И мужиков, конечно, люблю. Люблю, потому что много с ними живу, потому что знаю их…

— Ну, уж и знаете! Воображаю, какое верное понятие вы себе о них составили!

— Вернее вашего, уж за это ручаюсь… Городские жители пробавляются теми истинами, что мужик — пьяница, ходит в красной рубашке и играет на гармонике. А мужик настоящий, будничный мужик, справляющий чуть не каторжную работу, переносящий её терпеливо, подчас благоговейно…

— Опять идеализация!

— У нас с папой никакой идеализации нет: мы просто думаем, что образованные люди должны как можно ближе стоять к народу. Многие из наших соседей…

Мишель даже вздрогнул: соседи? Нет ли особенно интересных? Но только что он собрался замечать, какие соседи бывают в Петровском, как Прасковья Александровна беспощадно нарушила tête à tête [23].

— Я совсем было заснула над книгой… О чём вы тут беседовали, расскажите? — сказала она, входя в зал.

— Софья Петровна собиралась рассказывать мне о ваших деревенских соседях, — отвечал Мишель.

— Очень мило! Я думала, вы о чём-нибудь интересном, — презрительно отозвалась старая дева. — Нашла, чем занять молодого человека, душечка! Уж, конечно, бедный Жорж гораздо интереснее.

— Не понимаю, тётя, что тебе дался сегодня этот Жорж! — нетерпеливо возразила Сонечка.

— А я не понимаю, что тебе в нём не нравится. Ты до того разборчива, душечка, что просто ужас! Я просто представить не могу, кого тебе нужно, чтобы понравился!

— Кого? — повторила Сонечка. — Михаил Иванович, читали вы «Перлино», сказку Лабулэ?

— Нет, не читал. А что?

— Да вот, я вспомнила о ней по поводу нашего разговора. Там рассказывается об одной разборчивой невесте; Виолеттой, кажется, её зовут. Отец выбирал, выбирал ей женихов, никто ей не нравился. Ей почему-то казалось, что все они похожи на собак. Кстати, тётя: твой Жорж — совершенная левретка!

— Сонечка! — ужаснулась тётя.

— Отец Виолетты непременно хотел видеть свою дочь замужем. Наконец, она решилась исполнить его желание: в один прекрасный день замесила миндальное тесто на розовой воде, сделала себе из него мужа и украсила сахаром и изюмом. Вот если б можно было сделать себе мужа, из чего хочешь! Ведь отлично бы тётя?

— И вышел бы пряник, а не муж!

— Да я не говорю, что непременно из миндального теста. Муж Виолетты таял и раскисал беспрестанно, она была пренесчастная.

— А вы из чего сделали бы себе мужа, Софья Петровна? — весело спросил Мишель.

— Я? Я взяла бы самого чистого прозрачного горного хрусталя, потом железа, кремня, много-много стали…