Не могу без тебя - [56]
Марья не вскочила, не побежала тут же домой, как сделала бы раньше. Даже не очень и ошеломила её новость. Полтора часа — это целая жизнь. Зато полная информация о делах её родственников: Вероника ждёт ребёнка, Лидия родила отцу ребёнка. Какая идиллия! И братец блестит новым полтинником, знать не зная, ведать не ведая, что он теперь совсем не тот, который плакал над солдатиками и над Алёнкиной горькой жизнью. Как произошло это его погребение под слоем Вероникиных румян, под плюшевыми коврами, под развесистыми хрусталями?!
Голова кружилась от запахов шампиньонов и сыра — Марья была, как всегда, голодна.
Что случится, если она в доме брата съест грибов?! Почему-то очень отчётливо Марья понимает: вовсе не Вероника приготовила грибы — наверняка есть домработница, которая, наготовив, исчезает из этого музейного дома. Здесь — домработница, у отца — шофёр.
— Я снова заказал просмотр фильма. На пятнадцать часов! — говорит Иван, стоя по-хозяйски, широко расставив ноги, памятником над могилой матери. — Помнишь, мама снималась в новогодней сказке для детей, всем лесным зверям раздавала подарки: зайкам — морковки, белкам — орешки, мишкам — мёд?! Это, пожалуй, единственная добрая мамина роль. Пойдём, сестричка? А потом Вероника ждёт нас обедать. Ей, конечно, уже тяжеловато ходить, ты знаешь, у нас скоро будет второй, последние дни донашивает, но ради тебя она расстаралась: приготовила какие-то спецкотлеты, по-киевски, желе и мусс, я всё время путаю. У нас дома никогда не бывало ни желе, ни муссов, — сказал с сожалением Иван.
С удовольствием он говорит о Веронике, создавшей ему удобный быт, о нужных людях, о приёмах, на которых его принимают как кинозвезду, и снова — о фильме с доброй мамой, снова об обеде, специально сготовленном для неё Вероникой, снова о муссе не то клубничном, не то черносмородиновом. И Марья не выдерживает, встаёт.
— Нет, мы с тобой не будем пока смотреть фильм с мамой, — говорит холодно, — и не пойдём обедать к Веронике. Мы попьём чай у меня. У меня нет, конечно, таких разносолов, какими потчевал ты, и мусса нет, зато есть пирог. Скромный, обыкновенный, но пирог же, когда-то тобой любимый, с изюмом. И ещё есть бутерброды с сыром. Можно их поджарить. — Не взглянув больше на брата, вышла за ограду.
Шла быстро, спеша увести его подальше от мамы, словно за маму чувствуя: Иван в своей модной одежде, пропахший модными духами, чужой — маме, чужой — запахам земли и молодым, почти прозрачным листьям и суетящимся на могиле муравьям, вершащим непрекращающуюся свою работу, — чужой, фальшива, искусственна его болтовня. И бессмысленно спрашивать «что случилось?», и бессмысленно взывать к его душе — он не услышит. Поэтому нужно скорее сбежать отсюда, пусть мама, со всем её миром, в котором ей не может быть одиноко, останется в естественном покое.
Остановилась лишь у трамвайных путей. Трамвая не было ни с той, ни с другой стороны, рельсы сияли в майском солнце колеями жизней, уходили влево и вправо.
— За тобой не угонишься, ты как косуля, убегающая от охотника. Я совсем забыл, ты держала первое место по бегу.
— С каких пор ты повторяешь одну и ту же остроту по нескольку раз? — поморщилась Марья. — Скучно.
По щеке Ивана заходил желвак. За всю дорогу он не сказал больше ни слова.
Тётя Поля выскочила в коридор — руки воинственно вдавлены в бока, торчат остриями локти. На высокой ноте завела привычную песню: про мужиков, про то, что напишет на работу, про разложение.
В первую минуту Иван остолбенел: застыв, слушал словоизлияния тёти Поли, потом повернулся к Марье:
— И ты это терпишь?! Да как ты позволяешь над собой издеваться?!
2
Тётя Поля обрадовалась было: привела мужика, а мужик сразу же на Марью же и — кричать! Дело. Ещё бы и — в морду! Но скоро в тёти Полину маленькую головку вошёл-таки смысл того, о чём кричит Иван, она попятилась к своей двери, да Иван опередил её. Подхватил под руки, подтащил к телефону, усадил на стул и, зажав её плечо, одной рукой набрал номер.
— Севастьян Сергеевич? Опять я. Не успели расстаться. Нужна немедленная помощь. Издеваются над моей сестрой. Да, соседка. Я записал на плёнку. Два варианта: или для начала за хулиганство посадить на пятнадцать суток, или в психиатрическую лечебницу. Что? Какие тараканы? А! Тараканов? Слушай, — обратился он к Марье, — тараканов в еду она не кидает тебе?
— Кидает, — кивнула Марья. — Кисель в мой суп льёт. На полную мощность пускает газ под моей едой, чтобы у меня всё сгорело. А ещё… — Марья машинально перечисляла все «подвиги» тёти Поли за эти годы, Иван повторял их в трубку.
— Да, да, да, — твердил Иван на слова абонента. — На что похоже? Надёжнее в психбольницу? Вам решать. Я ни на полчаса больше не оставлю с ней сестру. Да я же говорил вам! Ей давно нужна отдельная. Вышло несправедливо. Ну, конечно, подарю. Хорошо, Севастьян Сергеевич! Запишите адрес. Я жду. Нет, не отпущу, уверяю вас. — Иван положил трубку. Лицо его было вдохновенно, благородно, как в детстве, когда он с риском быть избитым отнимал у мальчишек полузамученную кошку.
С нежностью Марья посмотрела на Ивана. И он смутился.
Нищая девчонка из глухой провинции, воспитанная слишком интеллигентным школьным учителем…Что могла принести ей Москва?Казалось бы, НИЧЕГО ХОРОШЕГО!Но все сложилось «как в кино» — богатый, сильный, преуспевающий муж, «дом — полная чаша», очаровательная дочурка… А любовь? Да кому она нужна, эта сказка!Однако ЛЮБОВЬ — не сказка и не миф. Однажды — нежданная, незваная — она ВОРВЕТСЯ в жизнь Юлии — и заставит платить по счетам и делать НЕЛЕГКИЙ ВЫБОР!..
Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Яна Яковлева всегда мечтала о любви и семейном счастье. Но в ее спокойную и размеренную жизнь врывается беда. Отчаяние, одиночество, пустота… и никаких надежд на будущее. Но вдруг все меняется, когда из Америки возвращается ее первая любовь — Егор. Они когда-то дружили, и она была отчаянно в него влюблена, но он уехал.Может быть, теперь эта встреча принесет Яне то счастье, о котором она так мечтала?..
Зачем человеку враги?Чтобы не расслабляться и не терять формы?Чтобы всегда быть готовым к удару – прямому или нанесенному из-за угла?Или… зачем-то еще?Смешная, грустная и очень искренняя история женщины, пытающейся постичь один из древнейших парадоксов нашей жизни, заинтересует самого искушенного читателя…
Она — прирожденная кулинарка, готовит так — пальчики оближешь! Вот только облизывать пальчики некому. Мужчины в жизни Эллы появляются и тают, как ее пирожки во рту. Да и стоит ли расточать свои способности, свою красоту на каждого встречного? Где тот единственный, который оценит ее и примет такой, какая она есть? Застенчивую, не слишком уверенную в себе и все-таки прекрасную? Она готова ждать… Только для него — настоящий пир! А остальным — хватит и «курицы в полете».
Долгие годы она была только… женой. Заботливой, верной, преданной. Безгранично любила своего мужа – известного актера – и думала, что он отвечает тем же. Но оказалось, что все вокруг ложь. И ее уютный мир рухнул в один миг.Как трудно все начинать сначала! Ведь нет ни дома, ни родных, ни работы. Но она пройдет через все испытания. Станет счастливой, знаменитой, богатой… И главное, самое нужное в жизни – любовь – обязательно вновь согреет ее сердце.