Не хлебом единым - [35]

Анна Петровна согласно кивала головой и, не сумев сдержаться, поделилась с сидящей рядом пожилой женщиной:

— Вот уж воистину, все слово в слово так! Верно батюшка говорит.

— Помоги ему, Господи, — поддакнула старушка.

Служба окончилась, и если кто-то ожидал этого с нетерпением, то Анна Петровна лишь сожалела о таком скором ее завершении: с последним “аминь” возвращались к ней все ее стариковские беды и заботы. Но что тут  поделаешь? Остается лишь терпеть: за терпенье, как говорят, дает Бог спасенье.

Выходила Анна Петровна в числе последних: пока подавала поминания на сорокоуст и на литургию, пока беседовала с церковницами, все разошлись, и она побрела одинешенька, постукивая по булыжникам соборной площади колесами своей коляски-выручалочки. Смеркалось, и идти одной меж крепостных стен, где каждый шаг отдавался гулким эхом было страшновато. Через ворота Детинца она вышла в Довмонтов Город и дошла уже до середины, когда навстречу к ней выскочил огромный черный пес. Он присел на задние лапы, оскалился и злобно зарычал. Анна Петровна  в испуге замерла, осознавая полную свою безпомощность. Раньше таких собак в городе и не видывали — мощных гладкошерстных, свирепого вида и злобного нрава, походивших на каких-то безжалостных адских тварей — появились они лишь теперь, вкупе со всеми прочими пагубными новшествами, будто вытянутые за куцые обрубленные хвосты из самой геенны для пущего устрашения христиан. Этот пес был именно из таковых. Всем своим видом он источал ненависть, желание убить, разорвать на части. Хозяина поблизости не было видно. И как это такого злобного кобеля пустили одного, — промелькнула у Анны Петровны мысль. Она хотела перекреститься и перекрестить пса, но силы совсем ее оставили, и она чувствовала, что вот-вот упадет. От страха даже не вспоминались слова молитвы. “Господи, Господи” — только и шептала она... В голове промелькнул длинный ряд каких-то сумбурных мыслей, но вдруг на мгновение сознание прояснилось, и Анна Петровна четко увидела лицо сестрицы Антонинушки, будто высвеченное во мраке молнией — ее строгие сейчас глаза, губы, творящие молитву и сухонькая ее ручка, знаменующая перед собой крестом. Это меня она крестит, почему-то сразу подумала Анна Петровна и вдруг ощутила необыкновенный прилив сил. “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную”, — зашептали ее губы. Она двинула коляску на собаку и крикнула: “Иди прочь! Пошла!”. Собака тут же отскочила, рыкнула на последок и скрылась в спускающихся к берегу Псковы руинах...

 Анна Петровна медленно приходила в себя, она еще до конца не поверила, что опасность миновала, что она действительно спасена и все продолжала всматриваться в темноту.

— Матушка, что вы тут стоите? — привел ее в чувство чей-то вопрос — это догнали ее идущие домой работницы собора.

— Простите, замешкалась, собаки испугалась, — коротко объяснила Анна Петровна, ничего более не добавив. Да и как опишешь такой страх? Как передашь, что и с самой жизнью чуть не простилась? Да и надо ли это делать?

— Помогите до автобуса добраться, что-то неможется, — только и попросила она...

Лишь дома, опустившись на стул, она поняла, насколько устала. Сестрице ни слова не скажу, решила она твердо, довольно того, что и мне досталось. Она присела подле Антонинушки, взяла по обычаю ее за ручку и коротко рассказала, как прошла служба, о порадовавшей ее духовной проповеди, о поручениях, которые, слава Богу, все выполнила. Тут взглянула она на сестрицу, встретилась с ней глазами, и будто невидимая молния проскочила между ними: вдруг совершено ясно она поняла, что не нуждается сестрица в ее откровениях, что сама все до точки знает. Так это действительно ее молитва спасла меня! — пришло вдруг прозрение.

— Голубушка моя! — Анна Петровна сползла на пол и прижалась к худеньким острым коленкам сестрицы. — Родная моя!

Она заплакала и ощутила, что легонькая сестрицына ручка успокоительно гладит ее по голове...

* * *

Иногда Анна Петровна сидела во дворе на скамеечке под липами, в уютном для отдохновения местечке. Больше сидела одна, так как дворовым сударушкам давно было известно ее полное нежелание слушать сплетни и пересуды. “Удаляйтесь людей негодных и суетных, больше думайте о божественном и вечности”, — учил батюшка Валентин, и она размышляла, не упуская, впрочем, возможности сказать что-то полезное на спасение души. Если кто-то и подсаживался к ней, так наверняка с каким-то вопросом касательно церковной жизни. Ведь все мы члены Церкви, размышляла Анна Петровна, все имеем одни обязанности, но почему-то большинство считают себя непричастными к отеческим церковным уложениям, благочестие считают делом монахов и свихнувшихся старух. Но ведь это общая норма, для всех? Грехи любезны, доводят до бездны; что запасешь, то и с собой понесешь — так сказала бы она каждому, но только кто бы ее стал слушать? Ее спрашивали, но более о внешнем, не имеющим отношения к главному — спасению души. “Кому и как поставить свечу? Можно ли снять порчу в церкви? Какой молитвой вылечиться от болезни? Как избавить мужа от пьянства?..”