Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [98]

Позже Стив передал мне их разговор слово в слово: «Доктор Каплан, я очень озабочен состоянием Элин. Она не казалось такой психотичной уже довольно давно, я подумал, что вы должны это знать. Например, он сказала мне, что она поедет в Китай заранее до вашей поездки, чтобы расчистить путь от злых людей».

«Это очень заботливо с ее стороны!» — сухо ответил Каплан. И затем он предложил мне увеличить дозу медикаментов.

* * *

На взгляд Каплана, у меня были три различные линзы, через которые я видела себя — три «меня», как он это называл, не подразумевая, что это были действительные «я», или личности, или люди, или что бы то ни было в этом роде — это была чисто эвристическая модель. Одной из меня была Элин, другой была профессор Сакс, и третьей «я» была «дама из медицинской карты» — личность, которая была психиатрическим пациентом. Я не могла спорить с метафорой, поскольку она довольно хорошо отражала мою жизнь: я была Элин с моей семьей и друзьями, профессором Сакс, когда я преподавала или писала статьи, и дамой из медицинской карты, когда я была больна. Каплан считал, что из всех троих наиболее заброшенной была Элин.

Часто случалось, что я верила, что я была никем иным, чем дамой из медицинской карты — сумасшедшей женщиной, которая обманным путем добилась преподавательской работы и вскоре будет выведена на чистую воду и отправлена туда, где ей место — в психиатрическую больницу. В другое время я отрицала само существование дамы из медицинской карты, потому что моя болезнь не существовала. Если бы я только могла успешно отделаться от лекарств, дама из медицинской карты исчезла бы. Потому что как я могла примирить существование дамы из медицинской карты с Элин и профессором Сакс? Либо я была психически больна, либо я могла иметь полноценную и удовлетворяющую личную и профессиональную жизнь, но оба эти состояния не могли быть одновременно правдой; они были взаимно исключающими состояниями бытия. Признать одну — означало отрицать другую. Я просто не могла иметь и то, и другое. Неужели никто этого не понимает?

Весной нашего второго года совместной работы отношения с Капланом стали очень неустойчивыми. Как мне всегда удавалось, я приберегала большую часть своих психотических мыслей для наших сеансов. На диване в его кабинете я могла лечь и расслабиться: здесь я чувствовала себя в безопасности. Если дверь чулана, в котором я держала взаперти своих демонов, распахивалась нараспашку, и они все вырывались на свободу — в этом не было ничего страшного. Я была на сеансе психоанализа, где такого рода вещи и должны были происходить по определению. Говори то, что у тебя на уме — так учили меня миссис Джоунс и доктор Берриман.

Но Каплан решил, что мой способ использования сеансов психоанализа сам по себе стал проблемой; это был мой способ не разбираться с более назревшими проблемами. Это была дама из медицинской карты, которая все время разговаривала, а Элин нигде не было. Я заполняла свои часы на психоаналитической кушетке психотическим бормотанием. За многие годы я ни разу не ходила на свидания, и уж точно у меня не было перспективы отношений или замужества в обозримом будущем, чего я теперь очень хотела. Каплан считал, что анализ стал слишком расплывчатым, и дал мне об этом знать.

Потом, по какой-то причине, ему нужно было уехать; во время его отсутствия я посещала другого психиатра, который подменял Каплана, и который мне очень понравился. Когда Каплан вернулся через пару недель, он сказал мне, что доктор на подмене сообщил ему, что заметил у меня дрожание мышц вокруг губ, возможные первые признаки поздней дискинезии — ПД — двигательного расстройства, вызванного антипатриотическими препаратами. Возможно, вы видели это у бездомных с психиатрическими расстройствами: чмокание губами, вываливающийся язык, бесконтрольное подергивание конечностей. ПД — это точный знак того, что что-то не так; это было все равно что носить табличку с надписью «душевнобольной». Даже хуже того, обширные медицинские показания подтверждают, что это расстройство прогрессирует, и оно необратимо.

Каплан немедленно послал меня к эксперту, доктору Стефану Мардеру, всемирно известному исследователю шизофрении. Он, действительно, поставил мне диагноз легкого случая ПД. На тесте, который называется «аномальные непроизвольные движения» (АНД), мои губы непроизвольно двигались; глаза моргали слишком сильно и слишком часто. Хотя движения были едва различимыми, не было никакой гарантии, что они таковыми и останутся. Мои друзья в юридической школе тоже что-то заметили, как они сказали мне позже. Но по доброте душевной (и не зная, чем это вызвано), они ничего мне не сказали.

Несмотря на диагноз Мардера, Каплан настаивал, что он никогда не видел непроизвольных движений. «Я не убежден, что у вас ПД», — сказал он твердо. И хотя Мардер был экспертом в ПД, тем не менее, Каплан отказался подтвердить диагноз, что, как мне казалось, было пренебрежительным отношением к моим очень серьезным опасениям, вызванными экспертом, к которому сам же Каплан меня и направил. Благодаря моим докторам, которым я доверяла, теперь оказывается, что я принимала лекарства, побочные эффекты которых позволят окружающим без всякого сомнения видеть, кто я была такая: трясущаяся, психически больная дама из медицинской карты.