Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [71]

«Что происходит?» — спросил Берриман.

«Есть сыры и есть дыры», — сказала я ему. «А я дырка в сыре. Это от усилий и подсознательного выбора. Головокружение от высоты и убийства». Внезапно я пришла ужас.

Голос Берримана был спокоен. «Судя по всему, вы не очень хорошо себя чувствуете», — сказал он. «Ваши друзья о вас беспокоятся».

«О, они очень хороши. А вы тоже от души? Вас знакомы малыши? Они все делают мне больно! Они делают мне больно и мне страшно!»

«Я знаю», — сказал Берриман. «Но это не вы, Элин. Это ваша болезнь выкидывает номера. Все будет хорошо. Я хочу, чтоб вы немедленно пошли в приемную скорой помощи, доктора там смогут помочь вам».

Его предложение сфокусировало мой разум наподобие лазерного луча: скорая помощь? Нет. Мне был дан второй шанс, я не собиралась повторить события предыдущего года. «Ни за что», — сказала я ему. «Ни за что на свете я не обращусь в скорую помощь».

«Но я думаю, что вам нужно туда пойти», — сказал он. «Они вам не навредят, и они смогут дать вам лекарства, которые помогут».

«Или же они меня свяжут и запрут», — возразила я. «Никакой скорой помощи».

«Я знаю, что вы напуганы тем, что с вами случилось в прошлом году», — сказал Берриман. «Но в этот раз подобного не произойдет. И я думаю, что вам нужна их помощь».

«Я подумаю об этом», — пробормотала я. Я была разбита на куски, растеклась, но я была полна решимости: им понадобится полиция и серьезная сила, чтобы затащить меня обратно в скорую помощь.

Я ушла из библиотеки в панике, направившись в свою комнату, и попыталась заснуть, но это было бесполезно; даже воздух в комнате, казалось, кружился вокруг меня угрожающим водоворотом. Опасность. Зло. Измотанная, на следующее утро я отправилась в студенческий медицинский центр, и опять оказалась лицом к лицу с врачом, которого я не знала, и который не знал меня. «Я странно разговаривала», — сказала я ему, поделившись крохами своей медицинской истории. Он дал мне трилафон, который я незаметно положила в карман. Йельский психиатрический институт напичкал меня трилафоном до такой степени, что я не могла ходить и не могла читать — почему я должна была принимать его и на этот раз? Моя регулярная встреча с Берриманом была назначена на следующий день, вот тогда мы об этом и поговорим.

Ко времени приема я была в глубоком психозе и почти потеряла способность говорить. Я раскачивалась вперед-назад в его кресле, закатывала глаза и пялилась в пол.

«Как сегодня ваши дела, Элин?» — спросил Берриман.

«Два и разделение времени». Молчание.

«Можете мне объяснить, что вы имеете в виду?»

Нет. Еще молчание, раскачивание в кресле и жестикуляция.

«Все будет хорошо», — сказал он. «Хорошо, что вы пошли в студенческий медицинский центр; я беспокоился, что вы будете сопротивляться лечению, когда вы не пошли в скорую помощь».

Он сказал, что есть лекарство — наван, антипсихотический препарат, чьи побочные эффекты были мягче, чем от трилафона. Мы начнем с малой дозы, десять или двенадцать миллиграмм. «Нет», — сказала я. «Не хорошая идея».

«Это поможет вам сосредоточиться», — сказал он. «Это лекарство мягче, чем предыдущее, оно действует быстрее, и, поверьте мне, оно поможет».

Наконец-то, в отчаянии, я согласилась. Только один меморандум — и я была сломлена. Господи, как я же справлюсь со всеми предстоящими меморандумами?

Наван подействовал быстрее, чем все лекарства, которые я до этого принимала. Через несколько часов мой разум успокоился. Я могла читать. Я могла думать.

Разные люди по-разному реагируют на медикаменты; поиск магического зелья производится методом проб и ошибок. Это кажется очевидным, даже несколько упрощенным, но это единственный доказанный факт в лечении психических болезней. В этот раз наван сработал. Я продолжала его принимать в течение десяти дней, переделала много работы, и затем решила, что, хотя он и был мне в помощь, но слегка одурманивал меня, и, кроме того, он, наверное, не был необходим. Я буду его принимать, когда буду больна, но недолго; я не хочу быть одурманенной. Через два дня я совсем перестала его принимать. Я обманула их. Что, конечно, приводит к вопросу: обманула кого!

Мне понадобится еще пятнадцать лет, чтобы выучить урок о том, что случается каждый раз, когда я переставала принимать лекарства. Выучить древнегреческий было гораздо легче, и ни в коей мере не так деструктивно для меня самой.

* * *

Один из худших аспектов шизофрении — это глубокая изоляция, постоянное осознание того, что ты отличаешься от всех вокруг, ты как будто бы чужой, инопланетянин, не совсем человек. Другие люди состоят из плоти и костей, и внутри из разных органов и здоровой живой ткани. А ты только машина, с внутренностями из металла. Медикаменты и разговорная терапия смягчают эту боль, но дружба может быть таким же мощным противоядием.

Стив Бенке был первокурсником с мальчишеским лицом, густыми волосами песочного цвета и телом бегуна. В первый раз мы разговорились в кафетерии юридического факультета как-то в начале ноября, в один из вечеров Новой Англии, когда листья меняют цвет и в прохладном воздухе чувствуется осень. Нас было семь или восемь человек за ужином в ту пятницу.