Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [116]

* * *

Вскоре после нашей с Уиллом помолвки до нас дошли плохие новости: моей дорогой подруге Алисии поставили диагноз рака груди.

Как только Алисия услышала про нашу помолвку, она предложила провести свадьбу в ее доме, в ее тенистом, усыпанном цветами заднем дворе. Теперь все перевернулось с ног на голову. Как я могла планировать такое радостное событие, когда Алисия боролась за свою жизнь? Нам нужно найти другое место для свадьбы. О, нет, погоди, может быть нам не нужно жениться прямо сейчас, после всего этого.

«Об этом не может быть и речи», — сказала она. «Это будет чудесно — организовать такое красивое празднество. Да ладно, все будет в порядке, и мне будет, о чем помечтать!»

Я посмотрела на календарь и вспомнила, что мне самой было пора сделать маммограмму. И тут события приняли еще один неприятный оборот. Техник делал снимок за снимком, и в периодах между ними, в соседней комнате, казалось, происходила какая-то дискуссия. Когда доктор Джулиано наконец-то вошел, чтобы сказать мне, что на снимках были «аномалии», которые вызвали его озабоченность, я вдрызг расстроилась. Все мои защитные механизмы были сметены, и комнату затопил психоз.

«Флисы и кисы и астрономические пропорции с людьми, растящими опухоли. Это индустрия роста».

«Что вы имеете в виду, Элин?» — почти хором спросили доктор Джулиано и медсестра Беки Крейн.

«Направление прилива изменилось. Ему уже ничего не останется. Утопцы и обломцы. Один никогда не выживет».

«Ваша подруга Алисия сейчас в моем кабинете», — сказал Джулиано. «Может быть вам поможет, если вы поговорите с ней?»

Алисия знала, что у меня было психическое заболевание, но не знала подробностей и уж точно никогда не видела меня больной. Когда я вошла в смотровую, где она сидела, я начала испуганно и жалобно лепетать. Алисия ответила с неимоверной добротой и спокойствием. «О, моя дорогая, что случилось?» — спросила она. «Ну же, ну, все будет хорошо. Нет, твоя голова не взорвется». Она крепко обняла меня и держала в своих объятиях. И я за нее держалась.

На следующий день мне сделали биопсию. Еще через день Уилл, Алисия и я пошли за результатами: у меня тоже был рак груди. В моей груди было несколько больших местных образований (так называемые ПКИС — протоковые карциномы in situ)[28], и небольшие инвазивные образования. Это значило, что только малая часть раковых клеток вышла за пределы грудных протоков; остальная часть была локализована. Когда Джулиано и Бекки сообщили мне результаты, я потеряла самообладание и опять начала невнятно бормотать. Уилл никогда меня не видел такой; через несколько месяцев, он, наконец, признался, что выпал в осадок от увиденного.

Хотя рак был на довольно ранней стадии, мне необходима была операция, с последующими неделями радиационного лечения. Стресс от всего этого сокрушил меня — опять мой маленький самолет был в центре шторма. Я научилась ожидать бедствий за каждым поворотом — я думала, что такова моя судьба — но Уилл был оптимистом, и спокойно продолжал вести себя именно так.

Каплана в этот момент не было в городе, и я пошла на прием к заменяющему его психоаналитику. Я знала, что его дочь в молодости умерла от рака. Когда я сказала ему о своем диагнозе, у него навернулись слезы на глазах, и меня это тронуло. Когда Каплан вернулся, он немедленно меня принял и дал мне знать, что он будет всегда доступен, когда бы у меня ни возникла необходимость его увидеть.

Первоначальная интенсивность страха и мучений постепенно уменьшились, но еще много дней после постановки диагноза я почти ничего не могла делать, кроме как сидеть дома и слушать музыку, пытаясь понять, что же было реальностью. Уилл инстинктивно знал, что я не могла переносить никакой другой интимности, помимо объятий. Позже он так же каким-то образом знал, когда я была готова к любви.

Мои родители приехали так быстро, как только смогли. Друзья и коллеги также сплотились вокруг меня. И многие прислали цветы. Когда приехал Стив, он, посмотрев после нашего приветственного объятия на стол в гостиной за моей спиной, сказал по поводу множества цветочных букетов, там лежащих: «Когда у тебя рак, люди присылают тебе цветы; когда ты теряешь рассудок, они тебе ничего не присылают». Ничто не может так сфокусировать ваш разум, даже весьма истрепанный, как диагноз рака. Пока я проходила радиационное лечение — пять дней в неделю в течение восьми недель — мне сложно было думать о чем бы то ни было, кроме как о том, где я была, что я тут делала, и почему. Я беспокоилась, что моим друзьям будет неприятно находиться со мной; может быть, я напоминала им об их собственной смертности. От этого не было пилюли — это было игрой случая, и я молилась каждый день, чтобы удача повернулась ко мне.

Я живу в самом большом в мире эпицентре землетрясений, но я не боюсь землетрясений. Я не боюсь автомобильных аварий, и я не боюсь нападений и ограблений, когда я иду из офиса к машине темными вечерами. Но мое здоровье, непостоянство моего тела пугало меня до смерти. Сколько раз, думала я, придется мне иметь дело с предательством этой массы нервов, кровяных сосудов, мышц и кожи? Это доводило меня до дикой тревоги, даже гнева.