Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [115]

Шрифт
Интервал

Однажды он дал мне журнал. «Я бы хотел, чтобы ты прочитала эту статью», — сказал он мне. Статья была про синдром Аспергера, высокофункциональной форме аутизма. Уилл подчеркнул некоторые части. «Кое-что из этого очень напоминает тебя, тебе не кажется?»

«Да, это похоже на меня», — сказала я. — «И это потому что это так и есть, в общем-то. Уилл, я давно хотела тебе сказать, но боялась. Боялась твоей реакции, боялась, что ты можешь меня оставить. В течение многих лет у меня серьезная психическая болезнь, и она никогда не пройдет». Я пристально наблюдала за его выражением лица по мере того, как я сообщала эту новость. Пока я не увидела ничего, что бы меня встревожило.

«Правда?» — спросил он. — «Я, в общем-то, подозревал, что это было что-то в этом роде, но я не хотел спрашивать. Я подумал, что ты как-нибудь сама мне расскажешь. Что это, собственно, за болезнь?»

«Шизофрения», — сказала я. — «Ты знаешь, что это такое? Это не раздвоение личности».

«Думаю, что знаю», — сказал он медленно. — «Это когда люди теряют связь с реальностью. Это немного меня пугает. Но это не меняет моего к тебе отношения. Как часто это случается? От этого есть лекарства?»

«У меня все еще бывают приступы», — сказала я. — «Да, от этого есть лекарства, и довольно эффективные. Но у меня бывают иногда проходящие симптомы. Совершенно разные вещи могут их запустить. Стресс и все такое».

«Ты мне скажешь, когда это с тобой случится?» — спросил он. — «Я хочу знать».

Интересно, что большинство людей, которым я открывалась про свою психическую болезнь — включая профессионалов в этой области — были удивлены, узнав правду, или, возможно, ее степень. Тот факт, что Уилл не был удивлен и сказал, что он подозревал что-то с самого начала, был очень показателен. Или он узнал меня гораздо ближе, чем кто-либо другой, или он был более откровенен о том, что подозревал, или он увидел гораздо большее в моих странностях. «А как ты узнал?» — спросила я.

«Ну, ты всегда была больше чем немного эксцентрична», — сказал он мягко. Я видела, что он обдумывал каждое свое слово. — «И у тебя много белых пятен. В культурном плане, я имею в виду. Когда я упоминаю практически все между 1965 и 1980, ты смотришь на меня непонимающе. Как будто бы ты была где-то еще в это время. Многое из культурной жизни послевоенного поколения прошло мимо тебя, ты это знаешь?»

Да, я знала. Он обратил на это внимание, он о чем-то догадался, он был прав. Сейчас трудно это объяснить, но что-то в том, как он полностью присутствовал в комнате в тот вечер — что-то в его позе, жестах, глазах, голосе — сказало мне, что мы будем вместе. Он не дрогнул, не рассмеялся и не ушел. Конечно, он еще не видел меня в самом «расцвете» психоза, но я чувствовала, что когда это случится, он не отступит.

* * *

Однажды вечером я пришла домой после ужина с одной коллегой, которая представила свою статью на нашем совещании. «Я ей по-настоящему завидую», — сказала я Уиллу.

«Почему?» — спросил он.

«Ну. У нее потрясающая должность на юридическом факультете в очень хорошем университете, она очень умная и она счастливо замужем. Чего еще можно желать?»

Он вышел из комнаты минут на десять, потом вернулся. «Погоди минутку, — сказал он. — Ты имеешь в виду, что быть замужем — это что-то хорошее по твоему мнению? То, чего ты бы хотела?»

«Да, разумеется». Я думала, что мое сердце выпрыгнет из моей груди прямо на пол гостиной.

«Ну, тогда — не хочешь ли ты, чтобы мы с тобой поженились?»

Мне не надо было над этим думать и секунды. «Да!»

И начался цирк, который знаком всем помолвленным парам во всем мире: «Подготовка к свадьбе». Месяцы и месяцы «Подготовки». На какое-то время я от всего этого отказалась — все это казалось запутанным, сложным; это приводило к моим приступам тревоги, головным болям. Где проводить церемонию, какого рода церемонию проводить, когда ее проводить, что есть, что пить, кого пригласить — очень быстро это стало невыносимым. А потом как будто воздух очистился. Да, да, я хотела всего — церемонии, вечеринки, празднования, семьи, друзей, коллег, публичного признания наших обязательств друг перед другом. Я хотела всего этого по полной программе.

Я позвонила родителям и сообщила, что происходит; и когда я спросила маму, не хочет ли она приехать на запад страны, чтобы помочь с приготовлениями, она поколебалась один момент и неуверенно ответила, что может быть, было бы лучше, если бы я занялась всем сама. Меня как будто ужалили, но уже через минуту я решила, что это, возможно, и к лучшему. Уилл и я взялись за работу по организации свадьбы — и Уилл заявил, что он целиком и полностью берет на себя выполнение одной из задач. «Я испеку свадебный торт», — объявил он.

Забавное происшествие случилось, когда мы встречались с раввиншей Джулией, которая согласилась провести свадебную церемонию. После часа, проведенного за рулем по дороге в глубины долины Сан Фернандо, мы, наконец-то, подъехали к ее дому. Проводя нас в прихожую, ее муж спросил нас, не будем ли мы столь любезны и не снимем ли обувь, чтобы не испачкать белый ковер. Затем мы провели около часа с раввиншей Джулией, потом забрали свои ботинки и через час были дома. Когда мы шли по входному холлу нашего здания, я посмотрела на свои белые «Рибоки» и спросила Уилла: «А не в черных ли я „Рибоках“ поехала к раввинше?» Я умудрилась уехать в ботинках ее мужа!


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.