Не боюсь Синей Бороды - [137]

«Ты думаешь, ты лучше нас? – читал он в его глазах. – Ты думаешь, сейчас умоешь ручки и все? Ан нет, так просто не отделаешься. Вот ты думаешь, что? В угол забился, съежился, глазки спрятал – и нет мальчика? Ты еще сопли пусти, чтоб мы тебя пожалели и отпустили домой, к мамочке. Чистеньким думаешь остаться? Не выйдет. Ты же сам хотел. Вот и докажи теперь, что ты наш, что тоже можешь…»

Под презрительным взглядом Великого Зодчего мальчик стал медленно подниматься. Вот он встал на ноги и сделал первый шаг в его сторону, вот он нетвердой походкой прошел до середины подвала и тени расступились перед ним, пропуская его к железной кровати без матраса, где лежало истерзанное тело, и вот, низко опустив голову, мальчик уже расстегнул пуговицу джинс и взялся за молнию.

Великий Зодчий затряс головой, отгоняя обступившие его тени и проклиная коварную память. Очнувшись, он увидел под собой удивленное лицо Балерины.

– Папочка, что с тобой? – прошептала она. – На тебе лица нет. Давай я тебя помассирую или, может, доктора позвать?

Ее глаза юлили, избегая его взгляда. Тогда он обеими руками сжал ее голову и приподняв ее, впился в Балерину побелевшими от бешенства глазами.

– Никому об этом ни слова, ясно?

Та быстро закивала.

– А проболтаешься, будешь у меня здесь…

Не договорив, Великий Зодчий встал, натянул штаны и, не оборачиваясь, нырнул в тайную дверь, ведущую в башню. Трясущимися руками открывая нано-колу, он подумал, что, останься он у Балерины еще немного, он точно пробежался бы ногами по ее прелестям, как их учили в школе разведчиков. Проучил бы за невыполнение служебных обязанностей поддержания оптимального уровня его тонуса и энергии. Отдышавшись, он включил Главного Агента и спросил у него о Первом Советнике. Тот доложил, что Первый Советник сначала смотрел у себя в кабинете исторический фильм о давнем враге Газолии, а потом ходил к Балерине, у которой пробыл около часа. В данный момент он находится у себя в кабинете. Вцепившись в край стола, Великий Зодчий отключил Главного Агента.

Бухгалтера взяли прямо в офисе, когда он возвращался с ланча. Он даже до своего кабинета не успел дойти. Сначала перед ним отказались раздвинуться стеклянные двери в их отдел. Он потер карточку о рукав, еще и еще раз, а потом окликнул проходящего сотрудника. Но тот лихо прыгнул в лифт, и уткнувшись в нано-фон, уехал. Мимо прошли еще трое, все дружно глядя прямо перед собой, а четвертый, новый коллега, совсем молодой, не выдержав, метнул на него взгляд, но кажется, сам испугавшись своей смелости, повернулся и быстро зашагал в другую сторону.

«Чего они, с перепоя, что ли, дак уж не пьет никто давно, может, им нано-кола не в то горло попала?» – подумал Бухгалтер, вертя в руках карточку и с удивлением озираясь. Он уже хотел было воздеть руки долу и вскричать: «Ребята, что происходит?», – как увидел по ту сторону стекла шефа. Все еще не понимая, в чем дело, Бухгалтер поразился чересчур будничному выражению его лица. Таким он его еще не видел. Вместо того чтобы подойти к дверям и открыть их, или хотя бы махнуть рукой, сейчас, мол, посмотрим, шеф неподвижно стоял посередине коридора и ждал чего-то, что происходило в одном из кабинетов за стеклянной дверью, в которую теперь Бухгалтеру был заказан вход. Тогда Бухгалтер перестал суетиться. Он просто засунул карточку в карман и тоже стал ждать. И хотя он не знал, чего, но как-то сразу понял, что должен проявить тактичность и больше не приставать к коллегам с вопросами и просьбами. И коллеги тоже поняли, что он это понял, и тоже как-то сразу расслабились, стряхивая с себя неловкость и напряжение. И вот они, уже болтая между собой или общаясь с нано-фонами, легко сновали мимо, не замечая его, как будто его здесь и не было. И почему-то и ему, и им это восстановленное равновесие, где не было места его телу, уже казалось не более чем естественным положением вещей.

Это уже потом Бухгалтер поражался, вспоминая тот час и не понимая, почему он остался ждать за стеклянной дверью вместо того, чтобы броситься вниз, в гараж, и сбежать. Ведь тогда он еще стоял по ее свободную сторону.

Почему не прыгнул в машину, не погнал по Баблограду, чтобы забрать из школы детей? Почему не заехал за женой и матерью, а потом домой, не побросал в машину самое необходимое и не помчался на всех парах вон из Баблограда, по необъятной Газолии, в ее синие, вольные леса с быстрыми, светлыми реками, туда, где в старину спасались изгнанники, пророки и староверцы, о которых он читал в пожелтевших книгах? Почему, стоя у этой двери, еще с нано-фоном в кармане и без наручников, он хотя бы не позвонил жене, чтобы услышать ее голос?

Значит, все же прав был Банкир, когда говорил, что Бухгалтер ничему не научился в жизни. Ведь он уже тогда знал, на что они были способны. Должен был знать. Чтобы завладеть ойлами «Бельведер Компани», эти люди под видом финансовой полиции организовали вооруженный обыск в офисе и, выкрав бланки и печати, перерегистрировали часть компании на имя своих сообщников и подставных лиц, видимо, решив, что Сэм Хэвенсон достаточно разбогател, чтобы поделиться с ними. Но кроме этого, Бухгалтер знал и кое-что поважнее. А именно, что он родился, вырос, учился, работал и любил, как умел, в самой прекрасной стране в мире. Его Газолия была прекрасна не потому, что была идеальна, – Бухгалтер отлично понимал, что идеальными в жизни могли быть только цифры, – а по той простой причине, что на ее земле родились, выросли, учились, работали и любили, как умели, его родители, деды и прадеды. Этого знания было достаточно, чтобы любить Газолию спокойной, ровной любовью. Из этой же любви к Газолии он доставал у стариков пожелтевшие, пахнущие плесенью книги и, отдыхая от бухгалтерских моделей и бесконечных цифровых комбинаций, по вечерам читал об ее истории. Старые книги нравились ему больше, чем сверкающие нано-пады, восхвалявшие настоящее и будущее Газолии. Конечно, все эта была правда, в этом у Бухгалтера не было никакого сомнения, но ему отчего-то быстро становилось скучно, как будто он стоял перед великолепным фасадом, за которым скрывались таинственные, полные диковинных предметов залы, куда ему не было входа.