Найм - [15]

— Где тут кузнецы живут? следует залп встречных:

— А на что они тебе? А ты хто? А с откудава пришёл? А зачем? А у тя серебро-то есть? А скока? А откуда? я сразу понимаю: «прокурор попался». И кто это придумал, что только евреи отвечают вопросом на вопрос? Это же общее свойство всякой местечковости. Мой честный ответ:

— Я — Ванька из Пердуновки. вызвал у туземца иллюзию присутствия на концерте «Аншлага». Или у них тут, в Елно, какой-то местный аналог юмора крутится?

— Гы-гы-гы! Ванька… Гы-гы-гы! С пер… перд… пердун… Гы-гы! Ой! Ой, не могу!

Я стоял перед этим здоровым, поперёк себя шире, аборигеном, в не очень чистой, но, явно, парадной одежде, с не очень чистым лицом и терпеливо ждал, пока эта туземная морда прекратить трясти своей не очень чистой, но празднично расчёсанной и смазанной маслом, бородой веником. Перестанет вибрировать всеми своими телесами, держась за живот, и, хотя бы, как тот чукча из анекдота, просто рукой направление покажет. Увы, где-то внутри данного несостоявшегося дорожного указателя заработал гейзер остроумия.

Заработал — на беду. На его.

«Он несёт свою беду

Прямиком в… в Караганду

Ох, обломится ему, обломается…».

— А я, слышь, ой не могу!.. чую — вонища. А оно вона!.. А оно вона чего!.. Гы-гы-гы! С Пердуновки… у-хо-хо! у-хо-хо!.. Несёт-то… Ага-га-га!.. С Перд… с Пердун…. У-хо-хо!.. С Пердуновки! Га-га-га!

Мда… Нету здесь кинематографа. И телевизор аборигенам не покажешь. И книжек хороших — мало. «Блондинку за углом» здесь не читали. Один из тамошних персонажей отличался большим носом. И бригада магазинных грузчиков, в которую он попал, начала над этой деталью внешности новичка особенно изощрённо издеваться. Они не учли одной мелочи: когда у человека есть некоторая особенность, которая служит причиной юмора окружающих, то носитель этого отличия имеет достаточно времени, чтобы понаделать домашних заготовок для достойных ответов всяким громко-ржачным.

Я отошёл на пару шагов и вежливо поинтересовался:

— А так воняет?

— У-хо-хо!.. Воняет… Ага-га-га!.. От тебя…. С Пердуновки!.. Га-га-га!

— Только я же по ветру отошёл. Так что, это от тебя самого дерьмом несёт.

— Гы-гы… Чего?!

— Чего-чего. Усрался ты, дядя. Порты, поди, полные.

«Гуси-гуси.

— Га-га-га.

В морду хочешь?

— Нет-нет-нет».

Ну, значит, получи «не по согласию».

Дядя приостановил свой «гейзер остроумия» и заворожено посмотрел на свои штаны. Попытался заглянуть себе за спину. С такой, извиняюсь за выражение, конституцией, увидеть свой зад… Потом, напряжённо прислушиваясь к ощущениям, пощупал свою задницу. Потом посмотрел на меня. «…и лицо его неприятно изменилось». Оно-то и так-то… Не Ален Делон. Этот, конечно, тоже… «не пьёт одеколон». Но исключительно — из-за наличия отсутствия. И текст дядя забыл. «Членораздельный». Только рычит. Всё громче, всё «гейзернее». В смысле: гейзер снова заработал, но матом и слюнями.

Ну вот, так и знал: «оне-с побежали-с». Отводя правую руку для исполнения ритуального приветствия. «Оплеуха» называется. Я же только вчера об этом погрустил. А они — снова… Бегает дядя плохо — медленно. А вот падает хорошо — громко.

Я не стал пытаться перехватить правый рукав и «повести» противника, как сделал на посадниковом дворе со стражником. Просто пригнулся, ушёл в сторону и, уже пробегавшему мимо «остряку-гейзеристу», ткнул дрючком под носок правой ноги. «Бздынь» — не случился, случился — «ляп». Здоровенная туша ляпнулась в дорожную пыль. И немножко проехалась на брюхе, подметая эту пыль бородой. Дорога была довольно чистая, недавние дожди тут всё помыли. Но пыль уже есть. Вот что есть, то он и собирает.

Я одного не пойму: мне что, всю оставшуюся здесь жизнь вот так и ходить, постоянно роняя местных придурков? Только потому, что их манеры поведения не соответствую привычным для меня нормам общения между взрослыми мужчинами в 21 веке? Непрерывное дуракаваляние — утомляет. И не только — дурака. Ну, хорошо, здесь дорога глинистая, а была бы булыжная мостовая? Он же и побиться мог. Как-то… жалко дядю. Или самому «ванькой прикинуться»? Закосить под местного подростка? Кланяться издаля, принимать эти «отеческие» оплеухи… С благодарностью за уделённое моему воспитанию и просвещению время. Так себя же тоже жалко! И будет ещё жальче, если я немедленно отсюда не уберусь — дядя подниматься начал.

«Гейзерист» ворочался, елозил ножками, кряхтел и пытался принять вертикальное положение, выплёвывая пыль, сопли и названия различных атрибутов православного культа. Я уже говорил, что местные ругательства воспринимаю несколько… общефилософски. Но когда меня последовательно называют тремя разновидностями резных иконостасов, то я несколько… не понимаю. Это я такой красивый? Или буду таким… «резным»? Или в меня в пять рядов картинки вставлять будут?

Дядя, наконец, поднялся и снова устремился на меня. Никогда не занимался корридой. Или — тавромахией. Попадизм — это, прежде всего, самообразование. Пришло время заполнить и этот пробел в собственном тезаурусе. Пробуем.

— Торро, торро.

Эх, жаль мулеты нет. Кто не знает — это тряпка такая, чем тореадор бьёт быка по лицу. Оп-ля! Аккуратнее, Ванюша. У быка на арене ручонки не растопыриваются. А здесь, факеншит, бычара мне рукав оторвал. И завалился в канаву. И сопит там. Он там спать собрался?