Наваждение - [90]

Услышав из уст жены столь своеобразный, но точный анализ военной ситуации, Франсуа, несомненно, пожалел о том, что в свое время слишком много рассказывал ей об индейских племенах, благодаря чему она стала настоящим экспертом в этом вопросе. Сара знала, что Текумзе действительно был великим вождем, начавшим процесс объединения многочисленных индейских племен от Огайо до Великих Озер, и ей вовсе не хотелось, чтобы Франсуа, по его собственному выражению, «клал голову в пасть льва».

И все же Франсуа удалось выйти победителем в этом споре. Он торжественно поклялся Саре, что если она так хочет, то это будет его последний поход. Но подвести генерала Уэйна, которому он уже дал свое согласие, Франсуа просто не мог.

И, разумеется, Сара не хуже его знала, что в Огайо Франсуа действительно может оказаться полезным.

— Я не могу бросить своих друзей на произвол судьбы, любимая, — сказал он Саре, и она окончательно поняла, что на этот раз ей не удастся его остановить. Дружеские связи как с индейцами, так и с белыми значили для него очень много, а Франсуа всегда был человеком чести.

Сара умела справляться со своими чувствами, но всю ночь накануне отъезда Франсуа она проплакала. Он так и не сумел успокоить ее. Впрочем, что бы Франсуа ни сказал теперь — ничто не могло помочь, и он только крепче прижимал ее к себе да целовал нежнее обычного. В ту ночь они любили друг друга так истово и ненасытно, словно это была последняя отпущенная им на земле радость. Уже светало, и Сара плакала и молилась, чтобы господь помог ей зачать. Ее терзали тяжелые предчувствия, и Франсуа напомнил ей, что точно так же она чувствовала себя каждый раз, когда он уезжал чуть дальше Шелбурна.

— Ты не можешь меня пристегнуть к своей юбке, ты сама не любила бы меня, если б я был таким жалким трусом, — сказал он с упреком. — Даже наших детей ты давно не водишь на помочах, так почему же ты не отпускаешь меня?

— Потому что, если с тобой что-нибудь случится, умру и я, — просто ответила Сара, и он понял, что это правда. Сара действительно не представляла себе, как она сможет жить без него.

Но наутро, когда Сара увидела мужа в седле, она вспомнила сурового и мужественного воина, которого когда-то полюбила, и это помогло ей справиться со своими чувствами. В конце концов, Франсуа был мужчиной — словно гордый орел, он рвался в небо, и не в ее силах было удержать его на земле рядом с собой.

— Будь осторожен, — прошептала она, когда он перегнулся в седле, чтобы поцеловать ее в последний раз. — Возвращайся скорее… Я буду скучать без тебя.

— Я люблю тебя, моя храбрая маленькая скво, — улыбнулся Франсуа, подбирая поводья своего норовистого гнедого конька, который сменил его могучего вороного, убитого шальной пулей в прошлом походе. — Я вернусь еще до того, как ты родишь мне еще одного ребенка.

С этими словами он тронул коня и, быстро спустившись по склону в долину, галопом понесся вдоль реки. Сара долго смотрела ему вслед, и даже когда конь и всадник пропали вдали, ей долго еще слышался топот копыт гнедого… Хотя, возможно, эти звуки раздавались только в ее сердце.

В тот день она долго не могла заснуть. Ворочаясь с боку на бок, Сара кляла себя за то, что не остановила Франсуа, хотя и понимала, что все ее усилия были бессмысленны. Он не мог не уехать.

Своей настойчивостью она только омрачила ему и себе последние дни, которые они провели вместе.

И все же ни он, ни она не могли вести себя иначе.

В августе Сара получила известие, что отряд Франсуа благополучно достиг форта Рикавери и выстроил вблизи него еще две крепости — форт Адаме и форт Дифаэнс. Судя по слухам, вождь Маленькая Черепаха был готов к мирным переговорам, но ни Голубой Камзол, ни Текумзе не желали даже слышать ни о чем подобном. Оба вождя были полны решимости продолжать войну, надеясь разбить регулярные армейские части.

И все же то, что по крайней мере один из вождей враждебных племен готов к переговорам, казалось обнадеживающим знаком. Гарнизонные стратеги рассчитывали, что после того, как Маленькая Черепаха выйдет из игры, генералу Уэйну, в распоряжении которого было больше четырех тысяч штыков, удастся разгромить шауни и оттеснить их дальше на запад. Однако Саре эти сообщения не добавили спокойствия.

Август медленно проплыл мимо в сонном гудении отяжелевших от добычи пчел, но тернии и шипы тревоги неотступно преследовали Сару.

И чем ближе была осень, тем сильнее становилось ее беспокойство. Она по-прежнему не имела никаких новостей от Франсуа, и это мучило ее больше всего. Даже когда с запада прискакал гонец с донесением, что генерал Уэйн провел несколько молниеносных операций, увенчавшихся успехом, Сара не разделила всеобщей радости. Во-первых, она не считала этот успех окончательным, а во-вторых, ей было очень хорошо известно, что наступающие войска несут гораздо большие потери, чем те, что сидят за толстыми бревенчатыми стенами фортов и земляными валами. Единственное, что могло ее успокоить, это возвращение Франсуа домой — на меньшее она была не согласна.

Между тем генерал Уэйн продолжал наступать.

В двадцатых числах августа он провел блестящую атаку на индейцев на реке Моми и заставил их отступить. Шауни потеряли свыше ста сорока воинов убитыми и ранеными, а генерал преследовал их, не давая им опомниться, и через три дня полностью освободил от них долину реки Огайо. Это была уже достаточно веская причина для ликования, но Сара по-прежнему с тревогой ждала хоть какой-нибудь весточки от Франсуа.