Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого ученого. Учебник по научно-популярной журналистике - [67]
Трудно сказать, какой эволюционный механизм сработал, чтобы в некий момент одно из полушарий стало отличаться от другого. Быть может, дело тут в том, что предок наш больше работал правой рукой, чем левой – так было удобнее, потому что меньше сбивало ритм сердца. Потом он стал закрывать сердце первобытным щитом, и снова правая рука оказалась более занятой, более умелой – ей доверялось копье и палица. Так или иначе, но управляющее ею левое полушарие несколько обогнало в своем развитии правое. Из-за этого ему суждено было стать «второсигнальным» – когда появились первые слова-крики, предшественники речи, именно оно стало различать их и придумывать новые. Мышление конкретными образами, унаследованное нами от животных, которое есть и у несмышленыша нескольких месяцев от роду, стало теперь для левого полушария неглавным, потому что оно приобрело куда более сложные функции. А известно, что все рудиментарное подавляется эволюционным развитием, так произошло и на этот раз. Но и правое полушарие тоже эволюционировало – совершенствовалась его способность воспринимать конкретный мир. Так (предположительно!) возник «перекос» в работе мозга, так сформировались и поступили на шлифовку эволюции два самостоятельных аппарата мышления.
Такой подход многое позволяет понять. Вот всего два рассуждения, основанные на нем.
Память на конкретные предметы и ситуации есть даже у животных, стоящих на эволюционной лестнице намного ниже млекопитающих. Лягушка прекрасно видит муху на фоне переплетений веток или стебельков растений, рыба устремляется к наживке, да мало ли еще можно привести примеров, объясняющих, почему именно правое полушарие издавна приспособлено отличать сообщение от шума, бороться с искажениями.
Мышление первобытного человека не допускало случайных событий, все происходящее вокруг имело однозначный смысл. Крокодил выходил на берег. Через два дня в селении умер человек. Очевидно, что причиной его смерти был либо сам крокодил, либо тот, кто воздействовал на его «духа». Следовательно, надо выпустить стрелу вверх, куда она, упав на землю, укажет острием, там и живет убийца. Всякое событие говорило на понятном дикарю языке и, разумеется, всегда только правду. Почти полностью «правополушарный», он и сам не умел лгать, а если говорил что-то не соответствующее действительности, то потому, что сам искренне верил в это. Случай с больным, о котором пишет Выготский («Я умею хорошо писать моей левой рукой»), не выглядит в свете этих соображений таким уж загадочным.
Становится не столь уж необычным и то обстоятельство, что подсознательные образы, подавляемые обычно левым полушарием, развившимся позднее, у нашего далекого предка – как и современника-«правополушарника» – живее, отчетливее, доступнее для сознания.
Видимо, и другие странности в работе мозга, о которых стало и станет известно, могут быть уложены в рамки этой философии. Правда, по-прежнему остается загадкой, как координируют полушария свою работу, но тут, наверное, просто не хватает пока новых фактов.
…Вот так они и сосуществуют. Правое полушарие воспринимает факты, ему доступен весь мир в его конкретном богатстве и разнообразии. Но поскольку теоретического мышления у него нет, богатство это не приносит плодов – не удается установить логическую связь между впечатлениями, проанализировать их. Левое полушарие, наоборот, стремится к обобщению и анализу, логические операции – его любимая работа, да только ему-то нечего анализировать и обобщать. «Все здание научной истины, – считал Эйнштейн, – можно возвести из камня ее собственных учений, расположенных в логическом порядке. Но, чтобы осуществить такое построение и понять его, необходимы творческие способности художника». Наверное, великий физик не совсем прав: камни подносит логике воображение, «творческие способности художника» нужны не только в конце, но и в начале труда ученого. И только совместный их труд приведет к успеху.
В одном из писем Чехов позволил себе немного помечтать: «…я подумал, что чутье художника стоит иногда мозгов ученого, что и то, и другое имеют одни цели, одну природу и что, быть может, со временем при совершенстве методов им суждено слиться вместе в гигантскую, чудовищную силу, которую теперь трудно и представить себе». Антон Павлович, безусловно, не имел в виду нашу лево-правую тему, хотя не исключено, что он, врач по образованию и человек редкой наблюдательности по складу натуры, задумывался иногда о роли двух мозговых полушарий. У него, впрочем, они действовали в удивительном балансе.
…Бедный «правополушарник», сколько фактов собрал он, не сумев ни разобраться в них, ни найти ответа на свои вопросы! Ничуть не богаче и его антипод, сумевший эти факты осмыслить, но на вопросы так и не ответивший, потому что новых сведений и наблюдений ему взять негде, да и старые разделить на важные и второстепенные тоже нелегко. Вензель, начинающий эту главку, символ двуединства обеих половин мозга, пусть послужит нам путевым знаком в дальнейших попытках проникнуть в тайны совместной жизни двух столь разных половин нашего единого мозга.
