Научная фантастика - [10]

Большой светло-желтый дом в ста сорока километрах от ближайшего населенного пункта, бассейн, теннисный корт, стриженые лужайки с рыхлыми кротовинами. Суперлюкс, Альфред, ничего не скажешь. Двенадцати роскошных комнат вполне достаточно, чтобы свихнуться.

— Значит, здесь я буду жить до конца своих дней?

— Четыреста тысчонок. Почти дворец, — гаденько улыбнулся Фанг Чжао.

— Хотите поменяться?

— Что вы, Медухов! Это же знак благодарности Фонда. У нас на Востоке есть одна мудрость…

После обеда он впервые услышал гром проклятий тропического дождя и тут же убрал алюминиевые козырьки над окнами, потому что их металлическое тремоло приводило его в бешенство. Казалось, будто кто-то размеренными шагами ходит за стеной, вот-вот откроет дверь, но медлит, поворачивает обратно. Почему не входит, черт его побери, чего суетится…

Когда стемнело, он понял, что оно снова придет, что сейчас ему самое время пробраться, подползти и поднять на него свой единственный глаз, холодный и удивленный. Как тогда в аппаратной, когда Альфред неожиданно почувствовал на плече чье-то огнедышащее присутствие, когда оно парализовало его, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, а затем приникло к его щеке в отвратительном поцелуе. Он лишь успел увидеть желтые желваки челюсти, отталкивающую с сетью узловатых капилляров зеницу гнойного цвета в самом центре чешуйчатого лба, губы со следами засохшей слизи, беловатые струпья на морде, которая обнюхивала его и, сладострастно подрагивая, медленно приближалась, готовая ослюнявить ласками, жадными, как укус. Потом студенистый животик обвился вокруг шеи, он почувствовал учащенный пульс, медленные толчки дыхания, где-то рядом со слизистыми бугорками грудей шевелились тонкие щупальца, ему показалось, что медицинские иглы вонзились в сонную артерию — и только укол, только ленивая волна чего-то холодного и расслабляющего, только блаженное беспамятство…

Сегодня вечером оно снова придет, Альфред, сейчас самый удобный момент. Придет, поцелует, ты расслабишься и заснешь в его объятиях, и этот эйфорический сон принесет тебе удовлетворение, как тогда, в минуты вашей неземной любви. Ты страшишься этого и потому запираешь входную дверь, громоздишь мебель в прихожей, включаешь электронную сигнализацию и блокировку, держишь заряженный пистолет и не заснешь до утра, потому что страшишься поцелуя (а ведь в нем столько нежности!), сопливых бугорков, жадно высасывающих тебя. Она обнимает тебя, когда ты расслабляешься, прижимается, как уличная девка, скользит по тебе чешуйками, обвивается вокруг, ползет к уху и вот сейчас, когда ты погрузишься в нирвану, в эту минуту захочет…

Стой! Буду стрелять! Раз и навсегда размозжу твою гадкую морду, только мокрое место останется, как от жабы, которую когда-то отец раздавил у гаража: потом она высохла, превратилась в кусок бледно-зеленой ссохшейся кожи, от которой невыносимо воняло…

Я должен тебя забыть! Я выверну себя наизнанку, я не могу все время жить без сна, я уже не боюсь тебя, я на Земле, и ничего плохого ты не можешь мне сделать, ты мне противно, чудовище, противно! Кто ты — женщина? И почему решила меня поцеловать? Господи, неужто на свете найдется поэт, воспевающий в сонетах подобную гадость? Кто ты? Я понимаю, ты долго летала, долго была одинока, тебе хотелось кого-нибудь поцеловать, тебе это было нужно и приятно, потом ты увидела мой корабль, забралась в аппаратную, а там — ничего не подозревающий Альфред Медухов, существо мужского пола. Вот ты и решила застать меня врасплох, моя отвратительная, сделать это потихоньку и втайне, потому что ты застенчива, ты впервые целуешь землянина… Ты не поздоровалась, не объяснилась в любви, я увидел лишь следы слизи вокруг рта и тонкие резцы… Моя отвратительная неземная Джульетта!

Поменьше спиртного, побольше спорта и прогулок, сказала Кобра-стражница. Постепенно прихожу в себя. Сначала было страшно, я каждый вечер ждал тебя, дремал с заряженным пистолетом, чтобы раз и навсегда размозжить отвратительную морду, хотя, если разобраться, в поцелуе нет ничего плохого — как-никак это выражение любви. Любви? Любви с тобой? Да женщина ли ты?!

Но я уже привыкаю, иногда даже сплю; я еще стану прежним Альфредом Медуховым, космическим волком, человеком с железными нервами, который не знает, что такое внезапно покрыться потом, выносит девятикратные перегрузки и может создать комплекс неполноценности у любой, даже самой темпераментной женщины. Таким был Медухов, пока неземной Джульетте не пришло в голову поцеловать его в знак некой странной любви. Потом он провалил задание, его объявили непригодным к полетам, чокнутым, потом доктор Веселова объяснила ему, как будет заходить у него ум за разум, потом Фонд заточил его в этих ужасных двенадцати комнатах. Он стал тем, чем является сейчас — не вполне нормальным мужчиной, которому перевалило за вторую половину, с рассеянным взглядом, капризным мочевым пузырем, периодическими приступами тахикардии, приговоренным к одиночеству на весь тот жалкий огрызок жизни, который ему остался.

Могу это сказать совершенно спокойно, потому что я — единственный житель Земли, который видел их. Не думайте, господин Генеральный секретарь, что это была какая-то встреча или контакт. Наша наука ничего о них не знает, кичится глубокомысленными терминами и только усугубляет пропасть наших заблуждений.