Недоуменно смотря на принцессу, орчиха резко остановилась. Она, не ожидала здесь увидеть кого-либо. Спустя пару секунд замешательство у орчихи прошло и она узнала в незнакомке рабыню, которую привел ее сын. Подойдя к Лориэль. Разговора не было, да и не могло быть, старая орчиха ударила ее по рукам громадными ладонями и тут же выхватила остатки мяса, которые сразу не выпали из пальцев хрупкой девушки.
Лориэль пыталась с ней поговорить, как-то объясниться, но орчиха и знать ничего не желала. Она все рычала и рычала, оскалив клыки, готовая наброситься на воровку, чтобы загрызть ее насмерть.
В шатер вошел Шахгар и его мать тут же успокоилась. Он понял, какая перед ним едва не разыгралась трагедия и что за страшные последствия могли случиться. Стоило задержаться на миг и была бы катастрофа. Ему стало ужасно стыдно перед собственной матерью, которая в этот момент была готова, казалось, убить их обоих.
Орчихи ему не пришлось долго объяснять, что произошло. Размахивая руками и рыча на своем языке, она то и дело указывала на плачущую девушку, зажавшуюся в самый угол и готовую провалиться сквозь землю лишь бы не видеть и не слышать всего этого.
Он обошел рассерженную мать и взяв Лориэль себе на плечи, вынес за пределы шатра. Все это видели. Он даже был уверен, что крики, доносившиеся из дома матери, так же были услышаны теми кто не брезговал время от времени сновать возле этого шатра, вынюхивая новости. Шахгар замечал покосившиеся взгляды соплеменников, слышал ропот и осуждение в свою сторону, но был убежден, не будь он сыном великого вождя Варгунга, его бы ждала горькая участь диких орков. Судьба изгнанников печалила его и пугала до мороза в костях. Знал он и то, что если поддастся упрекам отца и избавится от груза ответственности за Лориэль, то уже никогда и никто не будет воспринимать слова Шахгара всерьез. Ведь он дал обещание и должен был его сдержать. Слово чести орка было его сильнейшее оружие, оно являлось прочнее любой брони. И от того, как он будет держать его, зависело гораздо больше, чем мог себе представить его отец.
Время двигалось вперед. А оно, как известно, обладает свойством сглаживать боль и лечить раны. Вот и сердце Лориэль, не задумываясь, отдалось ему и, как следствие, стало меньше кровоточить. Она помнила дом. Не могла не помнить его. И каждое утро, когда только всходило солнце и его холодные, но столь желанные лучи падали на землю и, скользя, проникали внутрь пещеры, Лориэль понимала, что выдержала еще один день. Все шло своим чередом. Шахгар был рядом, но старался без повода не разговаривать с ней. Он обращал на нее внимание лишь тогда, когда этого требовала острая необходимость.
Ей было позволено выходить наружу, находиться вблизи стана и даже пробираться в его центр, хотя девушка сама для себя решила не делать этого. Она до сих пор ловила косые взгляды орков, чьи большие глаза нет-нет да поворачивались в ее сторону. Проходили дни, даже недели. Лориэль старалась считать сколько раз солнце зашло за горизонт с того момента, как она оказалась здесь. Она украдкой разговаривала сама с собой, чтобы не забыть языка. Ведь никто кроме Шахгара с ней не общался вовсе. А тот это дело крайне редко. Лориэль казалось, что еще чуть-чуть и она станет как дикие.
Ей так чудилось, но все ближе подходил тот день, когда орки уже напрямую начали указывать на нее, даже не стесняясь присутствия молодого вождя. Они кричали, размахивали оружием и что-то требовали от великого воина, несмотря на то, что формально по орочьим законам она считалась его женой. В один из вечеров, когда Лориэль сидела перед костром с Шахгаром она пыталась расспросить его о том, чего же хотели от него соплеменники. Но он промолчал, оскалился, явно не желая продолжать этот разговор. Так она ничего и не узнала. Не узнала до того самого момента, пока в одну окончание ночей, Шахгар быстрым шагом вошел в пещеру и буквально поднял ее сонную.
Лориэль подумала, что это конец. Совершенно не сопротивляясь, она раскинула руки и была готова встретить свою судьбу, но Шахгар ее отпустил. Указав на выход, прорычал нечто похожее на призыв выходить наружу.
Девушка начала понимать их. Отдаленно и лишь некоторые слова, которые ей приходилось слышать в орочьем лагере почти каждый день. Шахгар говорил о пустыне, о том, что сейчас он и она должны выйти туда, чтобы добыть еду и воду, а затем вернуться со всем этим обратно к закату солнца.
— Мои братья больше не хотят кормить тебя, — рычал он, — они говорят, что ты не охотится, ты не ходить за водой, ты не делать ничего кроме есть. Ты обуза и лишняя.
Он продолжал говорить на ломанном человеческом, иногда переходя на родной язык. Скрутив в руках моток грубой веревки, он перекинул его через голову и поправил, чтоб та не мешала ему идти. Подобрав у ног заранее подготовленный походный мешок, схватил топор и вышел на улицу, но перед этим оглянулся на девушку, тем самым дав понять, что ждет ее.
Лориэль собралась быстро. Брать ей было нечего. Ступая голыми ступнями, огрубевшими за все время и уже почти не чувствовавшими холод мокрых камней, она побрела за орком. От прежнего платья не осталось практически ничего. Лориэль кое-как смогла смастерить себе нечто, что отдаленно напоминало женскую тунику из шкуры той самой лани, чье мясо она с мужем ела почти каждый день. Из костей орк сделал себе ожерелье, а остатки костей отдал девушке, не понимавшей зачем ей вообще это было нужно.
