Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [86]

В одном из первых писем домой Гиббс рассказывал о том, как сильно он был поражен, узнав в свое время, что в России абсолютная монархия. Его слова звучали несколько осуждающе: «Если вы занимаете высокое положение при дворе и можете снискать благосклонность Императора, все споры будут улажены в вашу пользу».

Путешествуя по российской провинции, Гиббс не мог не заметить огромную пропасть, разделявшую богатых и бедных. В первые годы ХХ века отличие было столь разительным, что отношения между крестьянами и помещиками напоминали отношения между африканскими аборигенами и колонистами. Автор биографии Льва Николаевича Толстого А. Н. Уилсон называл родовые поместья богатых людей островками в неприятельских водах.

Поначалу православная служба в русских храмах не произвела на Гиббса особого впечатления. «Крестьяне подолгу стоят на коленях, кладут поклоны, касаясь лбом пола», — говорил он с неудовольствием. Когда Гиббс в первый раз был на службе, в церковь внесли открытый гроб с телом покойного ребенка. «Как бы на это посмотрели в Англии?» — спрашивал он себя. Русские церковные обряды не встретили у Гиббса одобрения, поскольку он считал их «довольно бессмысленными».

Однако гораздо больше Гиббса заботило совсем другое: пробыв в России всего несколько недель, он понял, что его нынешнее положение совершенно ему не нравится. Он любовался красотами русской природы — ярким солнцем, плодородной землей, но вместе с тем жизнь в деревне казалась ему невыразимо скучной. Гиббса тяготила необходимость проводить большую часть времени в обществе двух маленьких мальчиков. Непривычная жара также действовала угнетающе. Мешали мухи, и ему приходилось спать, закрыв лицо носовым платком.

Желая развеять его меланхолию, госпожа Шидловская приглашала Гиббса принять участие в семейных развлечениях. Он был благодарен ей, но, судя по всему, не мог составить приятную компанию. Однажды на пикнике Гиббс коротал время, занимаясь подсчетами: «Одна телега, четыре кареты, одна верховая лошадь, одиннадцать запряженных лошадей, пять конюхов, трое слуг, прислуживавших за столом, восемнадцать человек, чтобы спускать лодку на воду, и три служанки, которые должны были следить за тем, чтобы она не испачкалась, и вычерпывать из нее воду», — методично перечислял он в письме к Уинифред.

Гиббс тосковал по мужской компании. «Мне не хватает общества джентльмена», — сетовал он в одном из писем. И когда Гиббс познакомился с Деми Бебекером, пятнадцатилетним мальчиком, жившим по соседству, он был в восторге, как, впрочем, и сам Деми. «Совершенно ясно, что мальчику очень приятно мое общество», — признавался он Уинифред.

Вскоре Гиббс решил оставить место в семье Шидловских и поступить на службу к Бебекерам: «Мне пришла в голову мысль, что поскольку он [Деми] хочет поехать в Англию, кто-то должен будет сопровождать его, а я прекрасно подхожу на место „кого-то“. Гиббс написал Уинифред, что ждет „знака свыше“, который бы указывал на то, что надо убедить Деми поговорить с матерью и привести ей все доводы. Далее, в том же письме, Гиббс заявлял, что совершенно сбит с толку отказом госпожи Бебекер: „Я решительно не понимал, все это так нелепо“, — писал он на своем блестящем французском.

Гиббс также рассказывал об одном случае, когда он не поцеловал Деми на ночь. В русском обществе того времени было принято, что мужчины обмениваются поцелуями при встрече и на прощание. Гиббс подробно писал об этом Уинифред: „Вы поворачиваете голову, и вас целуют прямо напротив уха“. Из-за того, что Гиббс как-то не поцеловал Деми на ночь, в их отношениях появилось некоторое напряжение. „Когда прошлым вечером мы желали друг другу спокойной ночи, я заметил, что Деми будто бы чего-то ждет от меня, поэтому на следующий день я исправил ошибку, как и говорил“.

Время, когда на соседней даче жили Бебекеры, было самым счастливым для Гиббса за всю его службу у Шидловских. Гиббс писал, что его воспитанники, Деми и он сам с удовольствием играли вместе.

К сожалению, госпожа Шидловская относилась к этому с неодобрением, что не укрылось от внимания Гиббса. Однако он не задумывался о том, чем она могла руководствоваться. Из писем Гиббса было понятно, что отношения с „мадам“ (Шидловской) были крайне натянуты. Похоже, он вел себя крайне недипломатично, не обращая внимания на чувства других людей. Это было его серьезным недостатком, из-за которого он становился очень уязвимым и временами одиноким.

Гиббс оказался в чужой стране, где говорили на незнакомом языке, за тысячу миль от семьи и друзей. К тому же, он предпринимал поистине героические усилия, чтобы восстановить против себя окружающих. Он всячески старался испортить жизнь госпоже Шидловской, а свою сделать просто невыносимой. Основная причина разногласий между Гиббсом и госпожой Шидловской крылась в его отношении к телесным наказаниям. Гиббс время от времени прибегал к ним, а она считала это варварством. Рассказывая о том, сколько раз он таким образом наказывал мальчиков, Гиббс невольно напоминал мистера Уэкфорда Сквирса, персонажа из произведения Чарльза Диккенса „Жизнь и приключения Николаса Никльби“. Был ли он приверженцем викторианских методов воспитания или просто выходил из себя? Скорее всего, Гиббс не анализировал свое поведение. Его обязанностью было следить за тем, чтобы мальчики вели себя как положено, что он и делал. „Я очень суров с детьми, но я ни при каких обстоятельствах не стану допускать своеволия. Не думаю, что они меня любят, но вести себя прилично они будут непременно“, — писал он Уинифред.