— Никто не знает, кто его убил, — ответила Ира. — Наверное, убийцы очень влиятельные, — она снова промокнула глаза, останавливая катящиеся слёзы.
Она была права. Враг силён (если это действительно Голицыны). Вот только они, кажется, слишком многим родам дорогу перешли, а значит, их прижмут, и если я смогу посодействовать этому, сделаю всё, что от меня зависит.
После похорон поехали в ресторан на поминки и, посидев всего пару часов, разъехались. На этом прощание закончилось. Мёртвые лежали в земле, живые продолжали жить, словно ничего и не случилось.
В усадьбу вернулись к вечеру, но я подумал, что ещё успею отвезти Иру домой. После субботней драки я немного опасался ехать в город, но никого другого просить не хотелось. Это вызвало бы вопросы, пришлось бы что-нибудь придумывать правдоподобное. Так что на фиг, легче сделать всё самому.
Позвонил Геннадию Михайловичу, сообщил о своём намерении, тот дал согласие. Про вчерашний инцидент он даже не заикнулся. Возможно, Лёха ещё не успел настучать, а может быть, разнос меня ждал позже.
Машина тоже нашлась. У отца имелся небольшой синий седан иранского фирмы «Сэтарэ». Модель старая с жидкокристаллическими дисплеями на приборной панели, но двигатель на преобразователе. Причём преобразователь стоял сибирский, довольно качественный, работал уже года три. Сейчас такие днём с огнём не сыщешь, только если с рук покупать.
Мама была не против того, что я теперь воспользуюсь отцовской машиной. У неё имелось собственное авто, у брата — тоже. Так что седан я с чистой совестью застолбил за собой.
Сестра собрала немногочисленные вещи, которые привезла с собой, я закинул её сумку в багажник, и мы поехали. Управлять машиной было несколько непривычно: со времён автошколы я ни разу за руль не садился.
Некоторое время ехали молча, я крутил баранку, сосредоточившись на дороге, Ира сидела на заднем сиденье задумчивая и грустная.
— Ты говорил, что отомстишь убийцам, — сказала, наконец, Ира, когда мы выехали на трассу. — Ты уже знаешь, кто это сделал?
— Есть некоторые предположения, — ответил я.
— Многие считают, будто Эдуарда Вострякова убили Голицыны — московский род. Он якобы им не захотел продавать какой-то завод.
— И откуда ты слышала такое?
— Вчера дружинники за столом рассказывали. Поэтому поместье так хорошо охраняется. Николай Эдуардович думает, что на нас нападут.
— Это вряд ли. Они не такие дураки, чтобы нападать на поместье. Если кого-то захотят убить, поступят, как с Эдуардом. Никогда громкие убийства не совершаются так, в открытую. Поэтому опасаться нечего. Тем более, теперь ты будешь жить в квартире.
— Мне будет скучно, — пожаловалась сестра. — Раньше я ездила к маме каждые выходные, а теперь я даже не хочу сюда ехать.
— Из-за Алексея?
— Угу.
— Всё образуется, — пробормотал я себе под нос, не слишком уверенный в своих словах.
— Только ты, пожалуйста, не лезь ни в какие передряги, — сказала Ира и после секундой паузы добавила. — Я боялась, что ты не вернёшься из армии. Не хочу бояться опять.
— Да нормально всё будет, — ответил я.
Мы затормозили на светофоре в пригородном посёлке. Пока ждали, я смотрел в зеркало заднего вида на Иру. Она задумчиво глядела в окно, а я был не в силах отвести взгляд от её милого личика со слегка вздёрнутым носиком.
Мне почему-то захотелось поделиться с Ирой своими планами. Я не знал, когда мы теперь увидимся, быть может, нескоро или вообще никогда. Как мама и Костя воспримут новость о моём решении уйти со службы роду, я тоже не знал. Скорее всего, негативно. Будут отговаривать, увещевать, убеждать, что в другом месте и жизни-то нет. Но мне было без разницы. Я не считал, что пропаду без покровительства рода. Когда меня отправили в солдаты, я смирился с необходимостью дальше жить самостоятельной жизнью — жизнью простого человека, какой живут миллионы людей в СРК. Но мне хотелось одного: чтобы Ира поняла меня и мои устремления. И я сам не знал, почему так нуждался в её одобрении.
Загорелся зелёный, другие машины тронулись, и я с небольшим запозданием — тоже. Ближе к городу поток становился плотнее, и мне приходилось быть особенно внимательным.
— Мне предложили работу, — сказал я. — В ГСБ считают, что я подхожу им.
— И ты согласился? — Ира прекратила смотреть на дорогу и повернулась в мою сторону.
— Пока не решил. Возможно.
— Получается, ты не хочешь служить роду?
— Если честно, не очень. В ГСБ тоже хорошие перспективы. Возможно, даже лучше, чем в княжеской дружине. Там даже служат представители знатных родов. Мне кажется, дело стоящее.
— И ты опять уедешь? — между бровей Иры прорезалась недовольная складка. — Бросишь маму и… меня?
— Я не знаю, — честно ответил я.
— Может, не надо?
— А мне всю жизнь кланяться перед такими как Лёха Востряков? Неужели ты так хочешь на них работать?
Ира задумалась. Наверное, прежде ей не доводилось размышлять над подобными вопросами.
— Но мы же должны служить роду, — выдала она, наконец.
— Должны? Кто сказал?
— Мама и папа так всегда говорили. Я бы не хотела, чтобы ты опять уезжал.
— А что поделать? Мы вырастаем, у каждого своя жизнь. Ты часто Люду видишь? А Костю? Ну вот. Они повзрослели, обзавелись своими семьями. То же ждёт и нас. Детство закончилось. Тебе однажды предложат партию. Наверное, с кем-нибудь из дружинников. А я вот не хочу, чтоб род определял, с кем мне спать и с кем жить.
