— Тариэль виновен только в том, что не смог спокойно ждать, пока меня затопчут копытами, — вмешался тот. — Вообще-то мне пробили голову рукоятью меча, как ни стыдно в этом признаваться, и я какое-то время не мог сам за себя постоять. А он действовал достойно. О каком позоре для рода можно говорить, если эти стражники, или кто они там, собирались встать на сторону как раз мерзавца, только что жестоко и несправедливо оскорбившего графа Тариэля, обозвав его последними словами? У него не оставалось выхода, кроме как драться. За свою честь, между прочим, а не ради удовольствия. И я где и когда угодно готов это подтвердить.
— Меня не интересуют твои чувства, киммериец, а также и чувства Тариэля. Но то, что он своим поведением заставляет волноваться мою дочь и ставит под угрозу будущее моих внуков, затрагивает меня несомненно. Этого я никогда не прощу. Я вверил тебе, Тариэль, судьбу Дары — и что же ты творишь?! Все, довольно! Ты покинешь Бельверус немедленно.
Граф был очень бледен, у него подергивался уголок рта.
— Я останусь, предстану перед судом и понесу наказание, любое, к какому меня сочтут нужным приговорить, но я не могу разлучаться с моей семьей. Я отказываюсь.
— Ну, в таком случае тебя выдворят насильственно и против твоей воли, друг мой, — Донал Ог пожал печами, насмешливо приподнимая бровь. — Конечно, твоя трогательная верность семье весьма впечатляет но ты что-то поздновато о ней вспомнил, да и я нее сентиментален. Спешу также сообщать, что своим освобождением ты обязан не столько усилиям Дары, сколько моему поручительству в том, что я лично — благо наделен таким правом в исключительных случаях — рассмотрю твое дело и приму решение, которому ты будешь обязан подчиниться. Я — для тебя и судья, и исполнитель собственного приговора. Признаться, поначалу у меня было сильнейшее искушение поступить с тобой куда более жестоко, и оно не исчезло. Могу предложить выбор.
Тариэль весь подобрался, стараясь выдержать пронзительный взгляд серо-стальных глаз.
— Какой же?
— Во-первых, ты можешь отправиться в Нумалию и выполнить мое личное поручение. Не скажу, что оно будет легким, но так мы достигнем двух целей — пользы для дела, коему я служу, и к тому же ты на какое-то время одним своим присутствием здесь перестанешь дразнить гусей. Ты ведь не можешь не понимать, что такие, как Эйвон, не оставят тебя в покое и станут продолжать провоцировать тебя до тех пор, пока ты снова не сорвешься. Да, ты однажды заявил, что не намерен служить тайной охране. Но я думаю дать тебе шанс изменить эту точку зрения.
Мне нужен в Нумалии человек, которому я могу доверять. А я не сомневаюсь, если ты согласишься, что выполнишь обещанное и не предашь меня. Что именно мне нужно, я объясню тебе позже. Если все пойдет хорошо, спустя одну-две луны ты вернешься в Бельверус.
— Я понял, — сказал Тариэль. — А второй путь?
— Второй путь куда проще. Быстрая и жестокая расправа с тобой здесь и позорное насильственное выдворение.
Конан подумал, что Донал Ог, как ни удивительно, неплохо относится к Тариэлю. Он говорил с ним не как с чужим, но как отец с сыном — сурово, жестко, однако в этом тоне была и любовь.
У Тариэля вырвался короткий горький смешок.
— Почему-то я не сомневаюсь, что в случае моего отказа от твоего первого предложения ты именно так и поступишь.
— Правильная догадка, — одобрил Донал Ог. Тариэль, опустив голову, мрачно и пристально рассматривал носки собственных сапог.
— Похоже, у меня нет иного выхода, как принять его. Когда мне следует отправиться в Нумалию?
— В твоем положении не все так скверно, — сказал Донал Ог. — Во-первых, ты сохранишь титул. Во-вторых, мне необходим кто-то, способный стать моей правой рукой в Нумалии, своего рода наместником, наделенным соответствующими полномочиями, практически равными моим собственным. Ты далеко не глуп и обладаешь всеми необходимыми качествами для выполнения подобной миссии. Но не думай, что я таким образом вроде как совершенно незаслуженно и вопреки всякой логике награждаю тебя за "подвиги". Такая должность — это работа на износ, не дающая ни дня, ни часа покоя. На то, чтобы пить и драться, у тебя просто не будет времени.
— Но ведь подразумевается, что аресты, допросы и казни тоже неизбежно станут моим делом, — уточнил Тариэль. — У меня совершенно не лежит душа к таким мерам.
— Твое дело — не дать расцвести пышным цветом и распространиться заразе, именуемой колдовством. А какие меры ты станешь для этого применять, меня не касается. Ты осуждаешь меня за неоправданную, с твоей точки зрения, жестокость. Что ж, попробуй сам, и посмотрим, каковы будут результаты.
Трудно сказать, какие мысли в этот момент кружились в голове Тариэля, но Конан едва не позавидовал ему. Роскошное предложение!
— Господин, — позволил себе вмешаться он, — ты, конечно, меня совсем не знаешь, но клянусь, я тоже всей душой ненавижу эту самую заразу, о которой ты говоришь! Мне будет позволено сопровождать Тариэля!
— Это ему решать. Он сам станет подбирать людей себе в помощь, — сказал Донал Ог.
— Конан, ты правда хочешь пойти со мной? — воодушевился граф. — Но как же твоя свобода, которой ты никогда не поступаешься?
