Наследие Эриха Фромма для радикала конца XX – начала XXI века - [11]
Фромм полагал, что именно этот тип человека воспитывается совершенно сознательно, и был, разумеется, абсолютно прав; он полагал, что такой тип человека – с таким «социальным характером» и до такой степени редуцированной самостью – не способен на восстание, не способен на радикальное поведение и не способен сам осознать себя таковым (то есть «человеком-автоматом»). Ведь если вы себя таковым осознали – уже пробита какая-то брешь, вы перестали быть автоматом, с вами уже нельзя поступать так, как раньше, вас уже нельзя гнать куда-то вперед, не объясняя вам всерьез, зачем вы туда идёте, а заменяя объяснение ссылкой на общее поведение. В современном капитализме, полагал Фромм, подавляющее большинство населения, к сожалению, превращено в такие автоматы, в том числе и та часть населения, на революционный потенциал которой традиционно рассчитывали марксисты, – то есть рабочие. Фромм говорил: «Рабочий стал экономическим атомом, пляшущим под музыку автоматизированного управления. Он не участвует ни в планировании трудового процесса, ни в его результатах…» Но в то же время, говорил Фромм, то же самое происходит и с теми, кто управляет: «Управляющий превращается в бюрократа, который манипулирует вещами, цифрами и людьми просто как объектами своей деятельности. Такую манипуляцию называют областью человеческих отношений, хотя управляющий имеет дело с самыми бесчеловечными отношениями между автоматами, ставшими абстракцией». То же самое Фромм говорил о религии по отношению к «людям–автоматам»: «Религия стала пустой раковиной. Она превратилась в средство преумножения собственных сил с целью достижения успеха. Бог стал партнером в бизнесе».
Наиболее человеческое качество – любовь – так же недоступно для «людей-автоматов» и заменено маской, видимостью любви: «Любовь также стала редким явлением. Автоматы не любят, отчужденные люди равнодушны. Специалисты по любви и браку пропагандируют отношения между людьми как партнёрами, манипулирующими друг другом с помощью правильно избранной техники, для них любовь – это по сути эгоизм à deux (вдвоём. – А.Т.), убежище от невыносимого одиночества». Таким образом, «человек-автомат» – это не человек, это вещь, а вещь, по Фромму – ничто. Здесь Фромм вплотную подошел (но не сделал последнего шага, будучи представителем подчеркнуто гуманистической философии) к тому, что позднее на примере Альтюссера было названо «теоретическим антигуманизмом». Альтюссер показал, что отдельная особь, отдельный человек не могут быть принципом при изучении социального целого, социума. Это и было названо потом (возможно, термин неудачен) «теоретическим антигуманизмом». Фромм оказался человеком по-своему пугливым: он, повторю еще раз, фактически дошел до «теоретического антигуманизма», от него требовалось лишь сделать последний шаг – сказать эти слова! Но именно эти слова он сказать побоялся.
Следующим «кирпичиком», важным для радикала, является критика Фроммом аскетизма. Тут необходимо понять вот что: конечно, радикальная позиция – это позиция гедонистическая, но не потребительски-гедонистическая, а позиция аскетического гедонизма, если хотите, ограничивающего гедонизма, избирательного гедонизма, то есть принятия жизни в её полноте, во всей её сложности, не избегая тяжестей и опасностей и сепарируя эмоции и действия не по принципу «приятно–неприятно», а по принципу «высшее–низшее», «важное для человечества – неважное для человечества». Только если вы живете жизнью в её полноте, если вы как гедонисты не боитесь быть не-гедонистами, не боитесь радости или её отсутствия, не боитесь наслаждения или его отсутствия, только тогда вы сможете не бояться смерти, не бояться опасности. Но если этот гедонизм у вас потребительский, то вы уже превращены в «человека-автомата»: для вас вещи стали важнее, чем вы сами, поскольку потребительский гедонизм – это на самом деле стремление к бесконечному потреблению, стремление достраивать себя за счет вещей.
Но в то же время существует такая достаточно распространенная и традиционная точка зрения, в том числе в революционном лагере, что революционер должен быть аскетом, что сама его социальная роль диктует ему необходимость быть аскетом, «монахом». Фромм был одним из первых, кто четко и ясно высказался против аскетизма, в частности, по психологическим причинам. Он показал, что у аскетов желания подавлены, однако в самой попытке подавить стремление к обладанию и потреблению индивид демонстрирует высокую степень озабоченности желанием обладать и потреблять. Иначе говоря, аскетизм – это обратная форма потребительского гедонизма. Если вы это осознаете, вы перестанете бояться быть самими собой, вы сможете эффективно реализовать свою потребность в самореализации, которая является одновременно вашим долгом –
