Наши люди - [3]

Моя мать потеряла не только Танту Цилю. Паневежис, улица А. Сметона

дом мамы, номер 47, все еще стоит. По соседству

жила семья еврейских интеллигентов. У нее был только один ребенок, Ицик, на год моложе

моей матери В детстве они двое играли в саду мамы. Затем наступил 1941 год немецкая

оккупация и семья соседей исчезли однажды. Люди в этот день видели евреев, гонимых из

гетто. В тот день в Зеленой пуще недалеко от Паневежиса 8 000 евреев были застрелены.

1609 детей кладут и стреляют (или стреляют и кладут?) в отдельную яму. Там, не очень

глубоко, среди других детей Паневежиса лежат и кости Ицика.

Так кто я? Может быть тоже своеобразная жертва, если моя мама в Холокост потеряла двух

близких людей?

Я просто литовка, чьи дедушка и бабушка и родители пережили как советскую, так и

нацистскую оккупацию. И я принимаю все трагедии своего народа, не распространяя их на

свои и чужие, большие и малые.

Я принимаю ошибки и потери моей семьи не обвиняя и не повторяя, что было. Я хочу

понять, что произошло, что из-за них и со всеми моими людьми. С моими литовцами и

моими евреями

В моей Литвее. Чтобы поняли, знали и помнили мои дети.

Если никто из ваших родственников, и нигде больше не участвовал и не знал евреев, то,

подумайте о других статистических данных: во время войны уничтожено больше, чем 200

000 евреев Литвы. Это 50 000 домов, но еще магазины, синагоги, школы, кафе и библиотеки, аптеки и больницы ... Немцы взяли еврейское золото, выдирали зубы. И сколько в других

еврейских домов, убитых в Литве, осталось добра: шкафы, кровати, часы, простыни,

подушки, обувь, блузки, -

Что, конечно, это не ваши бабушки и дедушки хватали и везли на тележках, когда все это

было брошено через окна или продавался дешево на площадях городков.

Точно не ваши, а другие, худшие, литовские бабушки и дедушки. Но, может быть, вы

знаете, хорошие литовцы где эти антикварные кровати убитых? Кто на них спит? Что им

снится?

15

"Быть евреем" игра с последствием.

В пятьдесят семь, и я впервые заработала деньги в своей жизни на Холокосте. Я

заработала немного - минимальную полугодичную зарплату. Я сделала много. Проект

«Panerių lopšinė»(Панеряйская колыбель) получил финансирование от Европейской

комиссии, и это позволило нам сделать десять самых замечательных мероприятий в

Вильнюсе. Их идея

Это просто: собрать группу из 40 человек и позволить им почувствовать в один

прекрасный день евреями: узнать в синагоге, что такое иудаизм (в конце концов, вильнюсец

встречается там редко)

Пойдти в гетто, побывать в укрытиях, слушать еврейскую музыку,

Изучать еврейскую песню и танцы, есть то, что они едят. И только потом, после хорошего

полдника, заняться, подтянуться, разобраться и

Идти туда, где были убиты евреи. В Понары И все же не конец: отправляясь в Panerius

Мы выучили песню «Paneriai lopšinė», созданную 11-м мальчиком из гетто Тамилом.

Тамил был в гетто в 1942 году. Участвовал в конкурсе песни и выиграл.

2012. Я читала в первый раз, я говорил и пела на идиш вместе с сорока другими.

16

Shtiler, shtiler

S’htiler shtiler, lomir shvaygn kvorim vaksn do.

Shobn zeyfarflantst di sonim: grinen zey tsum bio.

SJirn vegn tsu Ponar tsu, sjirt keyn veg tsurik.

Iz der täte vufarshvundn un mit im dosglik.

Shtiler, kind mayns, veyn nit oytser, s’helfi nit keyn geveyn

Undzer umglik vein sonim zay vi nit farshteyn.

Syhobn breges oykh di yamen. S’hobn tfises oykhet tsamen,

Nor tsu undzer payn keyn bisl shayn.

Tyliai tyliai

Tyliai tyliai, patylėkim, mirusieji čia auga.

Juos pasodino tironas, pažiūrėk, kaip jie žydi.

Visi keliai veda į Panerius, nėra kelių sugrįžti.

Ir mūsų tėvas pražuvo, o su juo mūsų laimė.

Bet neverk, mano mielas, ašaros nepadės.

Mūsų skausmo žiaurūs žmonės niekad nesupras.

Jūros ir okeanai niekam nepaklūsta, kalėjimas irgi kažkur baigiasi,

Bet mūsų skausme nėra šviesos.

Тихо, тихо, скажем, мертвые здесь растут.

Они были посажены тираном, видят, как они цветут.

Все дороги ведут к Панеряй, нет возможности вернуться.

И наш отец погиб, и с ним наше счастье.

Но не плачь, мои дорогой, слезы не помогут.

Жестокие люди нашей боли никогда не поймут.

Море и океаны никому не подчинятся, тюрьма также заканчивается где-то,

Но в нашей боли нет света.

В лесу Панеряй, где большинство из нас было в первый раз, несут розы и камни мы стояли

и слушали про убийства. И мы пели. Затем мы понесли тихо розы на снег, одна из шестсти ям

смерти, которая была чисто переполнена смертью.

Самой большой На дне ямы следы на снегу по-видимому, недавно над тысячами разбитых

черепов пробежал панеряйский кролик.

И это еще не все. Поездка из Панеряй в Вильнюс была смелым экспериментом.

Должны ли мы вернуться в Вильнюс молча, видели ли вы и так опытных Панеряй? или

наоборот - вернуться, чтобы вдохнуть, объединиться? После Панеряй , после очной ставки с

Холокостом.

18

18

В автобусе открываем кошерное вино, полученного из Израиля,

Домашние сладости имберлех, и Михаил, музыкант еврейского ансамбля,

заиграл для нас «Тумбалалайку». То, что было невероятно, было ощущение поездки по

Северному Иерусалиму в воскресенье днем, пустой город без евреев, без литовцев и петь со

смехом: «Tumbala, tumbala, Тум-балалайка!» Или хором: «Le-Хаим» - «Да здравствует!» Петь