Наш знакомый герой - [4]

Он потерял свое единственное дело, своего единственного сына. Мальчишки рассказывали, как Николаев, разыскивая сына, грозил им по телефону:

— В порошок сотру. Уничтожу. Посмейте впустить его в дом. Да вы знаете, кто я такой?

Горчакова теперь знала, кто он такой. Но ведь яблочко от яблоньки, какова мати… Черта с два? Страсти Маугли, в отличие от отцовских, были активно-добрыми, животворными. Николаев не сломал сына, хотя сделал для этого все. А ведь Маугли был к нему снисходителен, хотя должно бы быть наоборот. Как объяснить всем этим Николаевым, что однажды настает пора учиться у своих детей? Не виноват Николаев, что его воспитывал двор. Зато в детстве и отрочестве у его сына была личная библиотека, английская школа, музыкальная школа. Ему б не вопить, что сын утвердился на отцовских плечах, а радоваться. Но сверходаренность властностью сгубила человека.

Итак, обобщение… Над властным должен стоять мудрый. Это не проблема отцов и детей, это проблема общая.

Эк, куда занесло. Была частная, красивая и бесспорная история любви. Зачем впутывать в нее Маугли и его отца, зачем было так неожиданно узнать, что кто-то носит значок со свастикой…

Но Никиты нет без Маугли, без панков, без мажоров, без Николаева-старшего, как не было бы Ромео без вражды Монтекки и Капулетти, без Меркуцио и Тибальда.

Маугли вежливо попрощался, так и не узнав, что задал Горчаковой работу, что из-за него она почувствовала себя лгуньей-лакировщицей, что ей теперь все начинать сначала. И, самое страшное, начинать сначала не сейчас же, а долго думать, в то время как есть договорные сроки и прочее, и прочее.

В молодости она бы не пошла за жизнью в лице Маугли, отнесла бы роман в редакцию как есть. И была бы весьма собой довольна. Но литература перестала быть игрой, а потому Горчакова не признавала за собой права пройти мимо явления, если уж оно само перед ней обнажилось.

Итак, работа только впереди.

А пока надо домыть пол.

И тогда зазвонил телефон. Сейчас скажут, что ошиблись номером.

Но номером не ошиблись. Звонила Ирина, одна из совсем новых подруг Горчаковой.

Год назад некий Силантьев, режиссер, взял в работу пьесу Горчаковой. Вначале он, как и положено режиссеру, всячески ухаживал за автором, но потом, в процессе работы, ему то ли надоела пьеса, то ли чем разозлила сама Горчакова, но начал он вдруг хамить, иронизировать и ставить Горчакову на место. Эти режиссеры любят всех ставить на место, а уж Силантьев и Гоголя бы на место поставил. Ирина-то как раз и рассказала про Силантьева совершенно жуткие вещи. Несколько лет назад она из-за этого человека вынуждена была уволиться из театра. Банальная история — он приставал к Ирине с чувствами, не заботясь о ее чувствах. Сейчас Ирина пыталась писать. Была она женщина умная, проницательная, с судьбой за плечами, но с литературой у нее пока не выходило. У Горчаковой лежала пьеса Ирины, к сожалению абсолютно беспомощная. Как и что сказать о пьесе — Горчакова не знала. Но Ирина, видимо, поняла ее отношение и тактично ни о чем не спрашивала. Попросилась в гости, чему Горчакова очень обрадовалась. С удвоенными стараниями взялась за мытье полов.

Телефон зазвонил опять. Незнакомый мужской голос с радостью сообщил, что его освободили условно-досрочно за хорошее поведение. Не может ли он навестить Евгению Ивановну, которая скрасила годы его заключения. Ага, это был Валера. Сидел он за служебное преступление, а скорее, за ротозейство и любовь к веселым пирушкам в веселой компании. Он как-то прислал Горчаковой письмо, а она нашла нужным ему ответить. Два года переписывались, и вот он на свободе.

Не успела отойти от телефона, как он зазвонил опять. И опять незнакомый мужской голос. Сказал, что он режиссер, хотел бы встретиться и поговорить о деле. Сегодня. Потому что завтра он уезжает. Хорошенькая получилась компания! Не было ни гроша — и вдруг алтын.

Но, с другой стороны, так было даже лучше. Не может же быть, что оба гостя окажутся невыносимыми, уж в крайнем случае можно будет прибегнуть к помощи одного, чтоб справиться с другим.

Тут вот неделю назад, воспользовавшись тем, что телефон отключен, явился один гусь из Воркуты. Он предложил Горчаковой написать в соавторстве письмо в газету. О том, что наши джинсы лучше американских. По мнению «гуся», это письмо сразу бы решило все молодежные проблемы, потому что, кроме джинсов, у молодежи нет проблем. В гостиницу этому типу устроиться не удалось, а потому он еще и заночевал у Горчаковой. К великой ее радости, как он считал.

Ирина пришла очень скоро. В уборке она помочь не могла, потому что в отношении чисто женских добродетелей была вроде Горчаковой — ни сшить, ни распороть. Она сидела, курила и говорила. Не о пьесе, умница такая. Ее интересовал Гусаров. Ирина познакомилась с ним у Горчаковой. Гусаров был рыцарем, проводил Ирину до дома, а по дороге, видимо, выслушал исповедь Ирины и, несомненно, все понял. Гусаров любил и понимал женщин, как никто. Именно это его и погубит. Ведь женщины видят так мало доброты и участия, что нередко истолковывают это не так. С любовью и пониманием вообще надо быть осторожнее. Приручать людей, не беря на себя полной за них ответственности, никто не имеет права. Любишь людей — делай честно свое дело, других способов любви не бывает.