Наш человек в Киеве - [53]

Я быстро собрался и вышел на улицу.

Мне действительно следовало торопиться: стоило мне дойти до Крещатика, как я увидел впереди колонну поливальных машин и разрозненные группы уборщиков в оранжевых жилетах. Они шли цепью, активно работая метлами и срывая на ходу объявления со столбов, стен и стволов деревьев.

Я представил себе, что часть коммунальных рабочих могла уже выйти на аллею Героев, и прибавил шагу. Площадь Независимости я уже перебегал, оскальзываясь на мокрых раздолбанных ступенях лестниц, но, когда вышел на аллею, успокоился, потому что понял, что успел.

Первую фотографию Бузины я увидел на стволе каштана перед площадью, а под ней — прилепленную скотчем листовку:.

«Пусть убийцы не надеются — никакого прощения не будет! Порошенко! Турчинов! Аваков! Парубий! Яценюк! За убийства русских людей в Киеве, Одессе, Днепропетровске, Харькове, Херсоне, Мариуполе, Донецке, Луганске и других городах вы ответите, и очень скоро! Нацизм не пройдет! Украина будет свободной от нацизма!».

Внизу я прочитал подпись: «Киевская антифашистская группа «„Сопротивление“».

Я огляделся по сторонам. Холодный апрельский дождь распугал обычную местную публику, попрошаек, стукачей СБУ и торговцев, и я быстро достал камеру из пакета, не опасаясь вопросов от фриков.

На следующем дереве тоже висела фотография Бузины и листовка, а ниже эти стволы украшали сувенирные флажки Украины и фотографии погибших на Майдане.

Я прикинул высоту, на которой крепились листовки, и тут же подумал о долговязом коммунисте Андрее. Надеюсь, он хотя бы накидывал капюшон — я насчитал больше десяти уличных видеокамер, многие из которых выглядели весьма внушительно. Такие пишут не просто в HD, а все 4К.

Потом я прошел дальше, к пешеходному мосту, и там, среди выставленных на гранитном парапете фотографий погибших революционеров, снова увидел фотографию Бузины. Эта фотография была вставлена в деревянную рамку со стеклом, рядом с ней лежали цветы, но также рядом стояли и фотографии идейных противников убитого антифашиста.

Я снова начал снимать, и здесь это привлекло внимание прохожих. Ко мне почти вплотную подошел паренек лет двадцати с рюкзачком, по виду — студент. Он посмотрел, что я снимаю, и негромко присвистнул:

— Вот это да!

Он достал телефон и тоже начал снимать фотографию Бузины.

Потом бросил осторожный взгляд на меня и несмело осведомился:

— А вы с какого канала?

Я приложил палец к губам и показал свободной рукой на свою работающую камеру.

Он постоял рядом с минуту, упрямо дожидаясь, когда я закончу снимать, и, когда я выключил камеру, спросил:

— Вы из России, что ли?

— Почему? — опять коротко спросил я.

— А кому еще нужно это снимать? У нас-то это не покажут.

Он подождал моего ответа, но я решил снова промолчать, с преувеличенным вниманием разглядывая на мониторе настройки своей камеры.

Камеру серьезно залил дождь, и после осмотра я убрал ее в пакет, мгновенно превратившись из журналиста в обычного прохожего.

Мой собеседник ухмыльнулся, наблюдая за мной, и покачал головой:

— Вы тут как Джеймс Бонд в тылу врага, да?

Я вздохнул и молча пошел от него в сторону метро.

Дождь полил еще сильнее, я набросил капюшон и всю дорогу до метро мысленно возмущался последней репликой студента.

Ну почему он сказал, что я тут как Джеймс Бонд. Ну, что за дурацкий англицизм? Я же здесь как Штирлиц!

Когда я добрел сквозь непогоду до круглой шляпы вестибюля станции метро «Крещатик», я вдруг понял, что на меня глазеет слишком много прохожих. Некоторые из них смотрели на меня с откровенным неодобрением, другие — с изумлением, некоторые даже заглядывали мне в лицо и крутили пальцем у виска, пара человек показали мне, что аплодируют, но все эти люди в целом реагировали на меня слишком экспрессивно. Было такое ощущение, что я иду по Киеву голым.

Я огляделся вокруг и внезапно осознал причину этой странной реакции: рядом, нога в ногу со мной, шла мокрая, как тюлень, Бандера. Она гордо держала в своих желтых, будто прокуренных, зубах листовку с фотографией Олеся Бузины, вложенную в прозрачный пластиковый файл. Причем, так мы с собакой шли, похоже, с самой аллеи Небесной сотни.

Мне уже некуда было свернуть, чтобы не вызвать подозрений, пришлось идти прямо по дорожке к станции. Там, у самого входа в метро, меня принял полицейский патруль во главе с капитаном полиции, надевшим в этот дождливый день солнцезащитные очки.

— Добрый день, шановний. Будьте так ласковы, покажите свои документы, — вежливо попросил меня офицер, поправив очки на носу. Двое сержантов из патруля изумленно таращились не на меня, а на Бандеру.

Собака послушно присела возле моих ног. С бороды и с листовки у нее в зубах капало на асфальт.

Я в который раз за эти дни снял с шеи удостоверение болгарского радио и протянул его офицеру.

Офицер мельком глянул на документ и ткнул им в сторону дворняги:

— Это ваша собака?

— Нет, не моя.

— А почему она идет вместе с вами?

— Понятия не имею, — пожал я плечами совершенно искренне.

Вокруг нас стали собираться прохожие.

— Я смотрю, сепары в Киеве вообще охренели, — громко сказал, подойдя к нам, короткостриженый молодой человек в камуфляже и вещмешком за плечами. — Мы на Восточном фронте кровь проливаем, а ты, скотиняка, сепарские листовки тут раскидываешь!