Нарисуем - [6]

Шрифт
Интервал


— А кто сказал, что будет легко? — повторил Пека свою любимую фразу, от которой я вздрагивал потом не раз. — Не бздо! — Он явно наращивал свою силу, черпая ее из недоступного мне источника. — Когда я в спецвойсках служил — не в такие заварухи попадали. И делали всех!

Вот этого не надо! Мы только что уже “делали всех”. Единственное мое достоинство — быстро трезвею.

— Ну и кого вы там делали, в этих войсках? — Я решил отвлечь его разговором (в сценарий это вряд ли войдет).

— Всех!

Все-таки целеустремленность его разгоняет уныние.

— Закидывали нас в тыл…

— В чей?

Работа летописца предполагает терпение.

— По-разному, — небрежно ответил он. — И надо выжить. А документов ноль! Или наоборот — выдадут фальшивые, чтобы ломали нас!

Программа эта явно его влечет… но меня не устраивает.

— И нипочем нельзя выдать, что ты свой.

Что свой — я бы выдал.

— Так вас и к нам закидывали? — уточнил я.

— А то! В самые горячие точки. Но с документами, сам понимаешь, липовыми. Нигде так не ломают, как у нас! — гордо он произнес.

Такая “проверка” уже как-то превышает мое понимание!

— А зачем закидывали-то? — вырвалось у меня.

— Спецзадание.

— А.

У меня даже мелькнула страшная мысль: не в спецзадании ли мы и сейчас участвуем?

— Не нравится — можешь отвалить!

— Боюсь, это вряд ли выполнимо.

— Ну хочешь — договорюсь?

Прямо хозяином здесь себя чувствовал.

— Я, пожалуй, останусь. Мне нравится.

Не на такого напал! Мое дело — все озарять. И это озарю.

— Так значит — со мной? — Пека впился пытливым взглядом. — Тогда держись!

И это, я чувствовал, только начало!

Потом, лихо подмигнув, он прочел стих… или это, возможно, марш их воинской части?

Мы имали — не пропали,
И имем — не пропадем!
Мы в милицию попали.
И милицию имем!

— А ты не боишься, — пробормотал я, — что они твоими золотыми зубами заинтересуются всерьез?

И реакция слушателей не промедлила. Загремел засов. Ребята, видно, передохнули.

— Выходи!

Видимо, Пекины речи не остались неуслышанными. И слова его про фальшивые документы пришлись по душе — к прежним истязателям еще добавился человек в штатском. Да-а, корочки ВГИКа не повредили бы тут. В кутузку мы явно поторопились — надо было зайти в деканат, документами обзавестись… на худой конец хотя бы настоящими. Тогда все можно было бы списать на игру художественного воображения. А так… сурово получается. Пека буквально играл удалью! Даже мелькнула у меня мысль: “А нужна ли такая близость писателя и героя?”

— Смотри, какие интеллигентные лица! — шепнул я ему. Дежурный, смутясь, даже снял фуражку и пригладил волосы. Ай плохо это — делать хорошо? Такова моя доля: все озарять!

— Хоть одно человеческое лицо покажи! Не вижу! — Он был неумолим.

— Так о чем это вы там гутарили-то? — ласково спросил штатский.

— Понимаете, — забежал вперед я. — Вымысел. Сценарий. Из ВГИКа мы!

Напарник мой люто глянул на меня: “Это какой еще вымысел?” В тяжелых условиях приходится работать.

Ребята засучили рукава.

— Ладно, ты иди, — сжалился штатский, глянув на меня. Или хотел убрать лишнего свидетеля?

Я пошел. Пека даже не посмотрел на меня. Но он плохо меня знал!


Ежов, с еще более измученным лицом, чем прежде, в той же самой аудитории поздравлял принятых. Жалкая, в сущности, компания! Мы с Пекой, несомненно, украсили бы ее, однако мы блистали своим отсутствием. Но вот появился я! Ежов показал: “Садись”. Я замотал головой: “Ни за что”. В сонных глазках Ежова наконец-то появилось определенное выражение: ужас. “Что? — мелькнуло в его взгляде. — Уже?” Я сурово кивнул. Ежов тут же спустился с кафедры. Кто бы еще из преподавателей, да и вообще кто, поступил бы так? Вот потому он и гений! Сдернул со стула свой знаменитый грязно-белый пиджак, сверкнувший звездой Героя труда, и, взяв его в охапку (будет жарко), пошел, промакивая платком пот. Видимо, не ожидал, что так скоро придет проверка на прочность. Но держался нормально. Людей такой доблести я редко встречал. По дороге я только про Пеку и говорил — какое это бесценное дарование! О себе скромно молчал.


— Ну че, сявки? — куражилось “дарование”. — Слабо — всем на одного?

— Напишите все как было. Садитесь! — уже устало обращался дежурный к Пеке, забыв, видимо, что окровавленный Пека уже повязан на стуле.

— Зоя, а давай стоя? — дерзко тот отвечал.

Дежурный увидал нас с Ежовым — и с облегчением вздохнул. Ежов, все увидев, не вздрогнул. “Наш человек!” — я подумал. Я и себя уже чувствовал в спецвойсках.

— Лейтенант, — Ежов, как в любое свое творение, всю душу вложил, — ты пойми! Вуз творческий у нас. — Он почему-то показал на изваяние Рабочего и Колхозницы за зарешеченным окном. — Ребятки в фильмах своих живут. Вживаются, так сказать, в роли.

— Так, стало быть, он тут туфту гнал? — дежурный презрительно глянул на Пеку.

Пека напрягся. Чревато! Сейчас начнет показывать. Если уж он за мои вирши кровь пролил… в том числе и мою, то за свое боевое прошлое жизни не пожалеет… в том числе и моей.

Но не зря у нас был такой мастер — Ежов! Композицию чувствовал.

— Ну, это я уже буду глядеть, — Ежов закрыл нас своей широкой грудью, — что они там в сценарии накалякают — туфту или правду! То мой вопрос.


Еще от автора Валерий Георгиевич Попов
Довлатов

Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.


Плясать до смерти

Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.


Зощенко

Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.


Грибники ходят с ножами

Издание осуществлено при финансовой поддержке Администрации Санкт-Петербурга Фото на суперобложке Павла Маркина Валерий Попов. Грибники ходят с ножами. — СПб.; Издательство «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1998. — 240 с. Основу книги “Грибники ходят с ножами” известного петербургского писателя составляет одноименная повесть, в которой в присущей Валерию Попову острой, гротескной манере рассказывается о жизни писателя в реформированной России, о контактах его с “хозяевами жизни” — от “комсомольской богини” до гангстера, диктующего законы рынка из-за решетки. В книгу также вошли несколько рассказов Валерия Попова. ISBN 5-86789-078-3 © В.Г.


Жизнь удалась

Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.


Тайна темной комнаты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Жар под золой

Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».


Год змеи

Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.


Записки лжесвидетеля

Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.


Монстр памяти

Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.


Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Птенец

Сюрреалистический рассказ, в котором главные герои – мысли – обретают видимость и осязаемость.